Тени утренней росы - Татьяна Воронцова

Но я знаю, что там нет ни кошки, ни шакала.

— Том, а ты видел?

— Я смотрел в другую сторону, — проворчал замыкающий колонну Том.

— Если бы здесь была дикая кошка, я узнал бы об этом первым, — усмехнулся невидимый во мраке Нейл. И предупредил: — Внимание, я включаю фонарик.

— У тебя есть фонарик? Господи! — возмутилась Мэдж. — Почему же ты сразу его не включил?

— Это было бы ошибкой. Каждый маг должен помнить: главное — привести публику в надлежащее состояние сознания.

— Фигляр, — прошипел Том.

Темноту прорезает белый луч карманного фонарика, и становятся видны высокие своды пещеры, гирлянды сталактитов, черные наплывы на стенах, покатый земляной пол.

— Смотрите сюда.

Луч света выхватывает из чернильной тьмы высокий, от пола до потолка, фигурный столб. Или колонну. Какую-то рукотворную вертикаль, подпирающую свод. Медленно скользит сверху вниз, потом снизу вверх, давая нам разглядеть высеченную в камне гигантскую фигуру человека... фигуру монаха... Руки, молитвенно сложенные на груди. Складки рясы. Худое изможденное лицо с плотно сжатым ртом и прикрытыми веками.

— Это не скульптура,— говорит Нейл, стоя у ног монаха и освещая его фонариком. — Согласно преданию, в момент исхода души преподобного Иоанна из тела сталагмит, находившийся в непосредственной близости от его ложа, сросся со сталактитом, и вместе они образовали человеческую фигуру, которую мы с вами сейчас и видим. Запечатленный лик.

В почтительном молчании мы разглядываем фигуру, как выяснилось, отнюдь не рукотворную. Сталактит и сталагмит, сотворившие чудо в стиле Эль Греко.

— Нужно обладать богатым воображением, чтобы увидеть в этом монаха, — заметил Том с сарказмом. — Воображением ирландца.

— Перестань, — одернула его Мэдж. — Конечно, это монах.

— Да ладно тебе, детка. Среди твоих прабабушек, может, тоже были ирландцы, которые видят фею под каждым кустом?

— Фэйри, — поправил Нейл. — Обитатели волшебных холмов называются фэйри или сиды[38].

— А здесь, на Крите, какая нечисть водилась?

— Известно какая. Куреты[39] и корибанты. Являясь автохтонами[40], они, полагаю, и поныне тут. Желаешь убедиться?

Нейл выключил фонарик, и Мэдж сейчас же запротестовала:

— Элен, скажи ему! Я и так уже вся в мурашках с головы до ног. Пожалуйста, Нейл, не надо никаких фокусов. Давайте уйдем отсюда. Мы уже все посмотрели. Изумительная фигура святого и все такое. Я хочу наружу.

— Выходите, а мы с Томом задержимся еще на пять минут. — Нейл осветил нам путь, а заодно лицо Тома. — Ты в порядке, старина? Кажется, так вы, американцы, говорите. Голливудские штампы. Я слышал, это заразно. — Он насмешливо повторил: — Хочешь разобраться со мной?.. Кончай это дерьмо...— Безразлично пожал плечами. — Впрочем, это не твоя вина, Том.

Мы с девочкой выходим на поверхность, спускаемся по лестнице на ровную площадку, откуда можно попасть либо на мост (направо), либо к церкви монастыря (прямо вдоль стены), и останавливаемся, чтобы сделать по глотку воды.

Мы в самой северной точке Акротири. На небе ни облачка. В просвете между склонами гор синеет близкое море.

Пользуясь отсутствием мужчин, Мэдж торопится пояснить:

— Мы познакомились всего три дня назад. Я понятия не имею, что он за человек. Мы просто познакомились и...

Просто познакомились. Просто переспали. Все нормально. Точно так же было и у меня с Нейлом.

Кусая губы, Мэдж нервно комкает пальцами носовой платок.

— Надеюсь, они не поубивают друг друга.

— Ну что ты, — говорю я с улыбкой. — Они же не дикари. Просто у них есть причина... э-э-э... недолюбливать друг друга.

— Это я уже поняла, — вздыхает она. Других вопросов не последовало. Возможно, Мэдж, как и я в свое время, не хочет знать слишком много. К тому же через неделю она уедет в свой Иллинойс, и все, прости-прощай, красавчик Том.

Том выскакивает из пещеры с такой скоростью, будто за ним гонятся все куреты и корибанты Крита. За ним без всякой спешки выходит Нейл. Я любуюсь им, пока он закуривает, а потом задаю вопрос:

— Ну что? Вы их видели?

— Нет, — отвечает Нейл. — Не видели. Но по моей просьбе они немножко постучали мечами о щиты, и Том это слышал. Ведь ты же слышал, правда, Том?

Стиснув зубы, Том сбежал по ступеням и шагнул на мост.

Минуя портал со стройной, почти готической надстройкой, напоминающей звонницу без колоколов, я бросаю взгляд через плечо и вижу этот залитый ослепительным светом горный массив во всем его великолепии. Кое-где сквозь трещины в камнях пробиваются низкорослые кривые деревца, но в основном скалы стоят абсолютно голые, неприступные, сверкающие, режущие глаз своей бесстрастной, не имеющей никакого отношения к органической жизни, поистине устрашающей красотой. Таким был мир четвертого дня. Мир Бога, пока еще не разделившего свое творение ни с ангелом, ни с человеком.

Тень от склона, из которого вырастает скромный, не перегруженный деталями, приятно соразмерный фасад монастырской церкви, накрыла мост до середины. Сверху (площадка, где мы стоим, значительно выше уровня земли, если считать уровнем земли тот уровень, на котором находится пара квадратных построек по обе стороны моста и собственно сам мост) нам прекрасно видны кроны деревьев, проросших через проломы в крышах братских корпусов, узкая тропа, берущая начало от того самого места, где мост приходит к противоположному склону, практически отвесному, и пещеры, приспособленные под кельи теми из монахов, кому было мало испытаний молитвами, постами, пиратами и медведями. Виден и Том, бесцельно слоняющийся по мосту взад-вперед. Благо там есть где развернуться. Это вам не какой-нибудь мостик через речку Пехорку. Это полноценный добротный каменный мост не менее тридцати метров в длину и десяти в ширину. Не мост, а целая площадь, хоть на велосипеде катайся.

Пока мы с Мэдж прохлаждаемся в тенечке, Нейл подходит к церкви и некоторое время безуспешно рвется в запертую дверь.