Город Эмбер: Люди Искры - Дюпро Джин

— В войнах. Сражаясь. Это ужасно, Дун! — Лина вспомнила уничтоженный город, и по ее телу пробежала дрожь. — Эта война… она словно разговаривала со мной. Я слышала стоны, видела пламя.

— И ничего не осталось?

— Практически ничего.

— А в Пустых Землях? Там есть дома?

— Кое–где. Но они старые и развалившиеся. Там в основном поля коричневой травы. И еще воющие звери. Если нам придется уйти туда, мы не сможем там жить.

— Вот почему некоторые люди хотят сражаться.

Дун рассказал ей о Тике, об оружии и его воинах, объяснил план — пойти в деревню завтра утром и приготовиться к бою. И еще рассказал об ужасающем оружии, которое угрожали применить деревенские власти.

— Да, — вспомнила Лина, — об оружии я тоже слышала. Торрен о нем упоминал. А что это такое?

— Никто не знает, — ответил Дун.

— Если это оружие древнее, тогда оно действительно ужасное, и металлические стержни Тика против него — семечки. Оружие древности выжигало целые города. Войну допустить нельзя.

— Но мы не можем и уйти, — заметил Дун. — Ты не думаешь, что сражаться лучше, чем сдаться? По крайней мере, это попытка что–то изменить.

Солнце ярко светило, обжигая им шеи. Они сидели, наблюдая, как вода струится среди камней.

— Не знаю, — ответила Лина. — Меня это пугает. — Она прошлась пальцами по блестящей поверхности яблока, которое дала ей миссис Мердо. — В этом путешествии я много говорила с Мэдди. Она мудрая, Дун. Она рассказала мне, как начинались войны: «Ты причинил мне вред, так теперь я отвечу тебе тем же».

— Но именно так люди и поступают, — удивился Дун. — Разумеется, если кто–то сделал тебе что–то плохое, ты поступаешь с этим человеком точно так же.

— А потом он хочет ударить тебя больнее. А ты его — еще больнее. И все продолжается, пока кто–то не остановится.

— Как это — остановится?

— Мэдди говорит, что этот обмен ударами нужно остановить как можно быстрее. Иначе будет слишком поздно.

— Но как остановить?

— Двинуться в противоположном направлении. Так сказала мне Мэдди. И если бы кому–то хватило мужества, войны могли и не начинаться.

— Но, Лина! — Дун хлопнул ладонью по земле. — Что это значит? Как это сделать?

Лина и сама не очень себе это представляла. Она откусила кусок яблока — оно напоминало полированный камень, но в рот брызнул сладкий сок.

— Я думаю, вот что это значит. Вместо того чтобы отвечать на причиненное зло таким же или еще худшим злом, ты делаешь что–то хорошее. Или как минимум больше не делаешь ничего плохого. Я думаю, речь об этом. Плохое ведет только к худшему. А если ты сделаешь что–то хорошее, возможно, все начнет как–то образовываться.

Дун вздохнул:

— Не знаю, поможет ли нам это. Да и как мы сможем сделать что–то хорошее этим людям, которые причинили нам столько зла? Как у нас вообще может возникнуть такое желание?

— Все именно так, — сказала Лина. — Тебе не хочется этого делать, но ты все равно делаешь. Вот что самое трудное. Мэдди сказала, это очень трудно. Хорошим быть куда труднее, чем плохим, — ее слова.

— Но нам–то что делать? — с горечью спросил Дун. — Говорить, что мы будем рады работать и не есть? Сказать, что сносить их издевательства мы почитаем за счастье?

— Нет, это будет неправильно.

— Так, может, нам спокойно уйти в Пустые Земли и больше их не тревожить?

— Нет, и это неправильно. — Лина смотрела на воду и думала. — Мы не хотим уходить. И мы не хотим сражаться. Ты считаешь, что других путей просто нет?

— А что еще может быть? Если мы не сражаемся, они заставляют нас уйти. Если мы не уходим, то должны сражаться.

Лина добралась до сердцевины яблока с коричневыми семечками и начала выковыривать их ногтем.

— Я уверена, что должен быть третий путь. Например, мы все усядемся на землю перед гостиницей и будем сидеть. Мы не уходим, но и не сражаемся. Они не применят против нас свое оружие, если мы не будем сражаться, правда?

— Этого я не знаю, — ответил Дун. — Могут и применить.

— Не думаю. Они не такие уж плохие люди.

— Но мы не сможем сидеть вечно, — сказал Дун. — Рано или поздно они заставят нас уйти. Станут хватать по одному, сажать на грузовики и увозить.

— Может, и не станут. Может, мы сможем поговорить и что–нибудь из этого выйдет.

— Не думаю, — возразил Дун. — Тик со своими воинами не будет просто сидеть. Они хотят сражаться.

Лина подтянула колени к груди и положила на них подбородок. «Что–то хорошее, — думала она. — Какое хорошее деяние сможет все изменить?»

— Мы можем стать сталкерами. Все разом. Им не придется нас кормить, а мы сможем привозить им разные вещи.

— Мы не знаем, что и как делают сталкеры. У нас нет грузовиков. Или быков. Мы понятия не имеем, куда нужно ехать.

— Мы можем пообещать им, что будем выполнять всю самую тяжелую и грязную работу.

— Но это будет несправедливо! Почему мы должны ее выполнять? Нет, ничего хорошего в этом нет. — Дун встал, отряхивая со штанов сухую траву. — Я думаю, время упущено и уже ничего не получится.

Лина сидела и думала. Ей отчаянно хотелось найти ответ, но ответ к ней никак не приходил. У нее резко упало настроение, и вдруг навалилась усталость.

— Что ж, тогда мы должны постоянно быть начеку. Может подвернуться шанс. Мы должны его ждать. Не знаю, что еще нам под силу, — сказала Лина, но прекрасно понимала, как мала надежда.

К ее удивлению, Дун улыбнулся:

— Именно это говорил мне отец, когда я работал на Трубопроводе: «Всегда будь начеку». Тогда это был дельный совет. Думаю, и сейчас тоже. И потом, нам действительно ничего другого не остается.

Лина бросила огрызок на землю, присыпала его землей, и они направились к дому доктора. Дун остался на обед, вместо того чтобы идти к Партонам, а потом вернулся в гостиницу. Лина решила провести остаток дня в поисках выхода. Она уселась на подоконник и изо всех сил пыталась найти спасительную идею, но постоянно упиралась в одну из двух «стен»: сражаться (сражаться она не хотела) или уходить (уходить тоже не хотела). О стекло лениво билась муха. За окном ветер раскачивал виноградные лозы. «Думай, — говорила себе Лина. — Напрягись. Будь начеку». А потом вдруг заснула.

Наступило утро. Дун встал с мыслью о том, что готовиться надо ко всему. Поэтому он скатал одеяла, запаковал свои вещи. Все остальные сделали то же самое. Внизу, у ступеней, ведущих к парадному входу гостиницы, собирались эмбериты. Одни что–то агрессивно кричали, другие тупо смотрели в землю, пребывая в полном замешательстве. Между ними носился Тик, убеждая их проявить мужество, грудью встать на защиту своих прав, говоря им, что пришла пора выйти на бой. Его голос звенел, его слова вдохновляли людей, наполняли желанием сразиться с врагом.