Рудимент - Виталий Сертаков

— А вы знаете, девочки, насколько остер этот нож? — вкрадчиво спрашивает кухонный маньяк у беззащитных посетительниц. — Он режет все, и не тупится. Ха-ха-ха!!!

А еще меня покорил настоящий радиосериал. Согласно датировке, там чередовались дикторы, мужчина и женщина. Оба одинаково задерживали дыхание, точно натолкнулись в собственном унитазе на артефакт шумерского царства, затем звенящим от наслаждения голосом произносили:

— Пожилые люди! Кто еще не успел отдать нам свою квартиру в обмен на ваш уход, спешите приобрести препарат «Витакайф». «Мне стукнуло восемьдесят лет, — поведал нам Степан Иванович, — но я попробовал молибденовый ошейник, и супруга снова курлычет, как голубка. Спасибо специалистам из „Витакайфа" за теплое отношение. Никуда и ходить не понадобилось. Квартиру за один день оприходовали…»

После Степана Ивановича на радио я повидал еще человек пять в телевизоре, осчастливленных молибденовым ошейником. Один увлеченно таскал из колодца пудовые ведра, у другого, как у спускаемой капсулы «Союз», внезапно и навсегда упало давление.,.

Но апофеозом стало появление на экране рассыпающегося дедули с замашками активного педофила. В обеих заскорузлых ручках он удерживал за ягодицы извивающихся голых красоток. Обе девушки страдали синдромом Паркинсона и дергались, как сытые пиявки, не желающие присасываться к дряблой плоти их кумира. Загадочный женский голос за кадром:

— «Тысячи лет бурятские шаманы скрывали в алтайских горах тайну своей мужской силы, заключенную в выжимке из подколенного пота кабарги. Никто бы так и не узнал этой тайны, если бы не смелые молодые ученые из французского института редких сплавов. Теперь настойка „Корень пингвина" доступна каждому!»

Обидно, как много я упустил без телевидения!

А я в этом ни хрена не понимал, ну как рыба в зонтиках, и честно сообщил об этом Винченто. Я даже осмелел и повысил на него голос. Я заявил ему, что не совсем корректно подсовывать рекламу презервативов и детских присыпок человеку, который навсегда лишен половой жизни и отцовства.

— Пожалуйста, Питер, — Винченто только улыбнулся. — Я уверен, у тебя хватит интуиции выделить материалы, в которых что-то неправильное или излишне навязчиво раскрыта тема. Отметь их, а после мы поговорим. Человек, который это прислал, контактирует с высшим российским руководством. Там достаточно здравомыслящих политиков, что хотят оградить народ от низкопробного блефа… Мало того, российское руководство очень обеспокоено неуправляемыми потоками информации и неофициально обращалось к американским ведомствам, имеющим опыт в подобной борьбе. Холодная война между великими странами давно завершилась, Питер. Теперь у нас появились общие враги, и бороться с ними мы сможем только сообща…

Что я мог ему возразить?

Я засел за выборку. К концу недели что-то начало получаться. Примерно каждая пятая реклама, на мой взгляд, отдавала неприкрытым идиотизмом. А каждая десятая была рассчитана на непроходимых дебилов.

— Замечательно, Питер! — похвалил шеф. — Я договорился с мистером Сикорски. Если ты не передумал, то можешь отправиться на большой праздничный парад в Бостон.

— У меня мало денег, — соврал я. На самом деле, средств у меня хватало, но я не хотел, чтобы Винченто об этом прознал. Поездка в Бостон означала дальний авиаперелет и дорогостоящий отель. На время праздника цены поднимаются, никакой пенсии не хватит! Но посмотреть на красочное действие мне очень хотелось, прямо дух захватывало. Жалко, что Куколка не могла поехать, у нее начинались нелады со здоровьем. Ведь именно она и рассказала мне о празднике…

— Доктор Сикорски выделяет средства из поощрительного фонда клиники. — Винченто ласково похлопал меня по руке. — У тебя не так много развлечений. Отдохни, а потом мы продолжим. Он меня купил. Но перед тем, как отправиться на север, я имел любопытный разговор с Барковым.

В самый разгар его песенного творчества к Владиславу прискакала доктор Сью и с ней двое незнакомых мужиков. Один превосходно болтал по-русски, другой только улыбался.

— Хочу вас познакомить с нашими коллегами из Международного университета социологии, — начала Катарина. — Мистер Куин является координатором программ по развитию локальных сетей в Восточной Европе и России. Мистер Ольховец работает в Московском представительстве.

Социологи дружно улыбнулись, точно их дернули за ниточки. Барков сказал, что от обоих за версту несло казенщиной. Он встречал во время странствий по психушкам уйму социологов и сразу догадался, что имеет дело с представителями совсем иной профессии. Эти двое были чересчур организованны и подтянуты. Но никто от него не требовал выдать склады ядерных боеголовок и адрес Кремля. Поэтому Владислава охватила лишь легкая досада, что не дали закончить новую песню о черных ногтях и белом порошке. Русскоязычный Ольховец моментально приступил к делу, и по мере того, как он говорил, Баркову становилось все интереснее.

— Вы долго вращались в неформальной среде, мистер Барков, и на себе испытали так называемый комплекс неустроенности. Миссис Сью сообщила нам, что на родине ваши песни пользуются большим успехом среди контингента, который вам хорошо знаком. Не хотели бы вы попробовать свои силы в рекламе?

У Баркова глаза чуть не выпали на щеки.

— Вы не по адресу, ребята, — сказал он. — Все , что я могу, — это похвалить пару грамм «белого».

Социологи оценили шутку, растянув челюсти в одинаковых гуттаперчевых улыбках.

— Мистер Барков, хочу вам кое-что показать. — Куин развернул тонкую папку и выложил на стол несколько фотографий. — Руководство психиатрической клиники в Атлантик-Сити считает, что смерть этого юноши, из семьи армянских эмигрантов, связана с его музыкальными увлечениями. Родственники пока ничего не знают, но если у них возникнут сомнения, то ваша жизнь может серьезно осложниться.

— Это блеф! — отмахнулся Барков. — Я тут ни при чем, Первый раз его вижу.

— У врачей клиники иное мнение. — Куин подвинул снимки ближе. — Вы лежали с парнем в одной палате, и соседи свидетельствуют, что он читал ваши тексты и постоянно крутил кассету, которую вы ему подарили…

Барков надолго замолчал.

— И что? — с замирающим сердцем спросил я.

— И ничего! — злобно сплюнул Владислав. — Ты ведь знаешь, Петруха. Иногда я жить не хочу, но в тюрягу хочу еще меньше.

— Так он действительно наслушался твоих песенок?

— Хер его знает, что он наслушался. Он зарезался, когда его отпустили домой, в период ремиссии.

— Но ты согласился попеть в их клипах?

— Ну, согласился. Что тут такого? Главное не это. Я вообще об этой ерунде вспомнил, когда ты сказал про ролики. Я их предупреждал, что ничего не выйдет. Ну какой из меня рекламист, к бесу?

— А о чем там было?

— Да туфта всякая. Штаны эти, что на жопе, до земли висят, это для девчонок шло. Надо было там наговорить, и самому подсочинить разрешали.