Франция. Прованс от A до Z - Питер Мейл

Коллекция находится в большом элегантном зале с продуманным приглушенным освещением — экспозиция сделала бы честь и Картье. В нишах и шкафах представлены более тысячи штопоров, каждый из них снабжен кратким описанием. Увы и ах, но первый штопор, простой, Т-образный по форме, появился не в Бургундии или в Бордо, а в Англии, в конце XVII века, к тому же служил он не для откупоривания бутылок с вином, а для открывания емкостей с сидром и пивом. Однако, когда бутылка пришла на помощь бочонкам и бочкам, а пробки заменили деревянные затычки, штопор стал предметом первой необходимости и распространился повсеместно. Знаменитый Филдс «Даблью-Си» однажды пожаловался, что во время одной из экспедиций «потерялся штопор, и нам пришлось несколько дней довольствоваться пищей и водой».

Когда сложилась и оправдала себя базовая конструкция из рукоятки, силового стержня и винта, начало развиваться воображение, направленное на техническое развитие и художественное оформление идеи. Эволюция от «витого шила» к высотам элегантности и эффективности отмечена разного рода находками: эротический штопор (лучше видеть, чем читать описание); смертоносный штопор (вмонтированный в рукоять пистолета — возможно, чтобы на месте отпраздновать успешный исход дуэли); штопор собачника с ручкой в виде песьей головы; двойной рычажный «деголлевский» штопор с поднимающимися вверх руками; древний «дедушкин» штопор, совмещенный с гербовой печатью; вызывающего вида штопор с фигурой члена палаты представителей Конгресса США Вольстеда, непримиримого борца за введение сухого закона; штопоры в виде виноградной грозди и свившейся виноградной лозы… Рукояти из коровьего рога и слоновой кости, из серебра; штопоры карманные и будуарные — для откупоривания одеколонов — и все для одной цели, все ради того, чтобы открыть бутылку и выпустить джинна.

Бутылки же совсем рядом, в нескольких шагах, в caveau de degustation. Я на собственном опыте убедился, что изучение штопоров — задача трудоемкая, утомительная, вызывающая жажду, которую тут же можно утолить стаканом доброго вина из погребов мсье Руссе-Руара.

Каждый год жителей Англии охватывает период длящейся две-три недели истерии, завершающейся оцепенелым созерцанием опустевшего бумажника. Таким было и остается Рождество à l’anglaise, по-английски, растягиваемое в угоду коммерции и вопреки здравому смыслу. С начала декабря и до Нового года, а то и дольше продолжается искусственное накачивание праздничной атмосферы. Добропорядочные граждане обязаны тратить деньги, обжираться, опиваться, проявлять доброту к ближним своим и ко всему свету. Троекратная перегрузка бумажника, печени, общих возможностей организма.

Краткость Рождества в Провансе — два дня, не больше — с моей точки зрения — благословение божие. И это не единственное преимущество. Обратите внимание на рождественские трапезы. В сравнении с гороподобной и часто не слишком съедобной англосаксонской индейкой провансальский gros souper (поздний ужин) в канун Рождества просто легкая закуска, но зато гораздо более интересная. Сначала легкий супчик, после него несколько улиток, немного трески с зимними овощами, салат из кудрявого frisée, цикорий-эндивий, — намек на детские кудряшки Христа-младенца, — скромная подборка сыров. Трапеза прерывается религиозной паузой, pause religieuse, во время которой прослушивается полуночная месса, а затем — возвращение за стол и атака на тринадцать десертов.

Первое действие, посвященное Рождеству — высадка в горшочки 4 декабря, на День святой Варвары, горстки пшеничных зерен. Пшеницу следует регулярно поливать, и к Рождеству вырастут зеленые колоски для украшения crèche, семейного макета рождественских яслей. Еще одна провансальская традиция — большое, медленно горящее в камине полено, cacho fio, разжигаемое церемониально, с предварительным спрыскиванием вином. Гореть оно должно на протяжении всего Рождества.

Можно заметить, что Дед Мороз отсутствует во время всех этих скромных мероприятий. Когда я прибыл в Прованс, его вообще почти не было видно. В последние годы старик, однако, принялся активно наверстывать упущенное. Деревня Лурмарен, к примеру, доставила его вертолетом на свое футбольное поле, дабы удивить ребятишек. Стали появляться и его изваяния, торчат себе перед домами да подглядывают в окна, как замаскированные взломщики. Кошмар!

Как-то мне довелось услышать, что Франция — чемпион мира по числу фамилий. Если верить мсье Фаригулю (из авиньонских Фаригулей), это многообразие — еще одно подтверждение культурно-исторического richesse, многообразия, Франции, особенно если сравнить с Англией, половина населения которой именуются Смит. Как бы то ни было, но во Франции в наши дни зарегистрировано около девятисот тысяч фамилий.

Можно подметить региональные сосредоточения фамилий, следует выделить чемпиона — двести шестьдесят восемь тысяч Мартенов, обильно представленных и в Провансе. Часто встречаются Блан, Мишель, Ру. Далее пестрота фамилий повышается, начинают доминировать местные. К примеру, в Париже нечасто встретишь Пинателя, это фамилия южная.

Если отвлечься от святых, фамилии можно подразделить по происхождению на три основные категории: географические, профессиональные или по физическим характеристикам. Первые Камуаны — выходцы из одноименной деревушки под Марселем. Фамилия Латиль указывает, что ее носители занимались изготовлением военного снаряжения — l’atil. Третья категория переходит на личности и не всегда льстит.

Ру — рыжие, Брюн — соответственно, брюнеты, ничего обидного, ясно и откровенно. Но как вам понравится, если вас всю жизнь будут называть Бондиль (толстяк-коротышка), Пеллу (волосатый), Шаба (головастый), Эрмит (отшельник), Гроссо (жирный)?

Как будто мало бед от фамилий, некоторые провансальские родители дают своим детям смешные уменьшительно-ласкательные имена, все более неудобные по мере взросления. Насколько серьезно вы воспримете, к примеру, политика или капитана индустрии, если знаете, что в детстве матушка звала его Ноно (Жан), Деду (Андре) или Сиссу (Франсис)?

Это слово в Провансе можно услышать очень часто, хотя гораздо реже в его словарном значении «нормально, принятым образом, обычно». Провансальцы трактуют это слово по-своему, превращая его в еще одно напоминание о непредсказуемости жизни, о том, что самые продуманные планы часто не выполняются, все идет наперекосяк. Чаще всего его относят ко времени: «Нормально, я приступлю к работе со вторника».

Опыт подсказывает, что к фразам, начинающимся с normalement, следует относиться с осторожностью. Я понял, что, скажем, приведенная мною фраза о нормальном начале работы должна пониматься следующим образом: «Если никакие привходящие и не зависящие от меня обстоятельства — за которые меня, стало быть, и винить нельзя — не помешают и если мне не подвернется еще что-либо более интересное, я смогу начать работу во вторник… Ну, возможно, в среду, конечно».