Девять месяцев, или "Комедия женских положений" - Татьяна Соломатина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саша Сорокина родилась в самой обыкновенной полно-неполной семье. Была мама. И вот стали мама и Саша. Папа был, но при этом его как бы и не было. Автор даже не будет пускаться в пространные объяснения того, что феномен папы, который есть и которого при этом совсем нет, отлично известен многим из моих читательниц да и женщинам вообще. Вот вроде бы он есть. И при этом – его нет. И Винни-Пух здесь ни при чём. При чём скорее ослик Иа. Но уже как типаж. Ты помнишь, как его зовут, ты знаешь, что он хороший, что он где-то работает, хотя ничего особенного при этом не зарабатывает, периодически он ругается с мамой, зарабатывающей на все котлеты в отдельно взятой семье, но при этом его нет до первой рюмки или симпатичной маминой подруги. Или даже несимпатичной, но такой, которая слушает папины мысли или даже стихи – с интересом. Интерес этот, впрочем, любой женщине интересен ровно до тех пор, пока подобный «ослик» не поселяется под её крышей. После этого всё в нём интересное становится неинтересным, потому что интерес необходимо подпитывать чем-нибудь совершенно неинтересным – теми же котлетами, например, или куриным бульоном, хотя бы раз в сутки. А из мыслей бульон неважный. Они даже всухомятку плохо идут. Выясняется это, правда, несколько позже...
Сашина мама работала, дабы хлеб насущный даждь им днесь. Сашин папа размышлял о смысле бытия, регулярно принося домой более чем скромную зарплату инженера по болванкам неизвестного предназначения, или младшего сотрудника вымершей полвека назад науки, или учителя физики, или ещё какого «недовостребованного» интеллигента. Семья, благодаря маме, стабильно держалась в пределах «среднего класса», хотя такового в совке не существовало. Потому правильнее будет сказать, что Сашина семья была самой обыкновенной усреднённой семьёй, каковых сотни тысяч были в нашем всеобщем детстве, если вам на год выхода этой книги от тридцати пяти до... Дай вам бог здоровья и долгих лет.
Сашенька росла, и родители её так любили и так ей во всём потакали, что даже не заметили, как она выросла. А выросла она рано. Потому что тот, кто не стремится к учению с такой страстью как, например, Софья Заруцкая, зреет – не скажу «взрослеет» – достаточно рано. Если не сказать «преждевременно». Потому что погружение в стремление осознать, что такое «дифференциал» или «интеграл», значительно замедляет гормональную деятельность как эпифиза-гипофиза, так и органов-мишеней типа яичников, труб, матки, влагалища и наружных половых органов. А когда мозгу нечем заняться, то – нате, пожалуйста! – преждевременная половая активность (не отождествлять с «половой зрелостью», ибо зрелость – любая – предполагает прежде всего зрелое отношение подлежащего к сказуемому). Учиться Сашенька, как вы поняли, не любила. Она любила заграничные тряпки и прочую красивую жизнь из иностранных каталогов типа «Неккерман».
С первым мужем Саше Сорокиной повезло. Видимо, боженька склонен охранять свои творения. Первые пару раз. Потом устаёт. Потому что мы – по образу и подобию и тоже иногда устаём, если вспомните.
Ей было пятнадцать, ему – двадцать. И хотя папа между поисками смысла и примирением с бессмыслицей нашёл в себе силу духа подняться и пойти, чтобы набить юноше лицо, но... Но юноша с честью выдержал и понёс. Вернее – понесла Саша Сорокина и, спустя положенное лунным календарём время, родила плод живой доношенный мужского пола. Событие сие значительное совпало – уже по грегорианскому календарю – с окончанием Сашенькой Сорокиной средней школы. Она даже получила вполне приличный аттестат, не столько благодаря собственным способностям, сколько маминому и папиному реноме в данной школе данного района данного конкретного города. Папа и мама Сорокины юношу, к слову, очень зауважали и даже полюбили. Потому что было в нём что-то очень мужское, ответственное. И хотя учиться, как и их дочь, он не любил, но от работы не отлынивал и прекрасно понимал, что красивая жизнь с неба не падает, до неё надо дотопать по собственноручно сколоченной лестнице. А на это надо время. Саша же хотела всего и сразу. Из этого несоответствия взглядов на природу материальных вещей и стали возникать у молодых первые разногласия.
– Он не даёт мне денег! – жаловалась Сашенька маме на мужа. И мама давала деньги или шла с Сашенькой по магазинам и покупала ей тряпки, и сумки, и обувь.
– Он не даёт мне денег! – жаловалась Сашенька папе на мужа. И папа, обнаруживший в себе после развала СССР не реализованный прежде (ибо папа был слишком законопослушен для того, чтобы такие его способности могли быть востребованы раньше) бизнес-талант, давал Сашеньке деньги.
– Они не дают мне денег! – жаловалась Сашенька мужу на маму и папу.
– Они и не должны этого делать! – говорил муж и давал Сашеньке деньги.
– Мне этого мало! – топала Сашенька ножкой. Муж долго и спокойно – поначалу – объяснял, что больше пока дать не может, потому что вкладывает в дело и потому что на что ей, позвольте узнать, деньги, если она одета, обута, накормлена и так далее?
Деньги Саше нужны были на тряпки, на хорошие сигареты, на кафе-рестораны-дискотеки. В общем, женщина всегда найдёт куда потратить. И много денег для женщины никогда не бывает, всегда только мало. Сама знаю, чего уж там.
Рождённый Сашей в срок и без осложнений здоровый отпрыск пола мужского доношенный был отдан в неотчуждаемую собственность маме её первого мужа. Новоявленная мать, надо сказать, нисколько по этому поводу не парилась. В силу анатомо-функциональной незрелости соответствующих инстинктов, мозговых структур и вообще лёгкого отношения к жизни как таковой. Кроме того, она – да! на радость всей интеллигентной родительской семье! – поступила в институт. Кажется, это был институт культуры... Или гуманитарная академия, созданная на базе ПТУ № 00? Или университет управления резиновыми уточками?.. Что-то в этом роде. Сказать наверняка автор затрудняется, потому что плохо запоминает нынешние академии и университеты. Когда автору самому пришла пора определяться с высшим учебным заведением, выбор был прост и незамысловат, как полено. Был университет – с целым рядом факультетов. И содержание обучения на оных предельно явствовало из их названий: физико-математический (физмат), биологический (биофак), иностранные языки (иняз), юридический (юрфак), журналистский (журфак) и так далее и тому подобное. Были институты: медицинский, например. Или политехнический. А также – институт инженеров морского флота (таковой имелся в родном городе автора). Строительный или архитектурный. И было понятно, что для того, чтобы стать руководителем, управленцем, директором – хоть школы, хоть больницы, хоть завода, – надо было прежде получить профильное образование, пройти путь с самого начала и... И вот поэтому автор теперь ни черта и не смыслит в новоявленных институтах «при», университетах «от» и академиях «управления управлением». Но речь у нас, слава историческому материализму, не об этом.
А о том, что Саша Сорокина из своих необременительных университетов вскорости вылетела за неуспеваемость. Ей было очень сложно учиться. Потому что учиться, вовсе не учась, действительно очень сложно даже во вспомогательной школе для умственно отсталых детей. А Сашенька, когда речь заходила о минимальном усилии на учебных фронтах, становилась ленива, как белый медведь в жаре московского зоопарка. Она напрочь теряла силу и волю, у неё начинались головные боли и недомогания, моментально проходившие, если подружка или очередной бойфренд (а что такого?! замужество – ещё не повод ограничивать своё общение с противоположным полом, слава богу, не в каменном веке живём, а в эпоху развитого феминизма, коммуникабелизма и широких возможностей качать права при полном отсутствии обязанностей) приглашали Сашеньку погулять. Вот она и погуляла в своё удовольствие до конца учебного года, регулярно беря и у мамы, и у папы, и у молодого мужа деньги. А они у них были, потому что мама, папа и муж паразитическими формами жизни не являлись и – кто плюс, кто минус – активно реализовывали свой собственный потенциал. Саша даже съехала из квартиры мужа под крышу родной престарелой тётушки, чтобы иметь возможность спокойно – да-да! – учиться, не разрываясь между дурацкими вопросами: «А почему ты спишь до одиннадцати, у тебя что, занятий нет?», «Ты хоть раз бы учебник открыла. Что-то они у тебя пылью покрылись...» и «Откуда у тебя новое кожаное пальто?!»