Одержимость Малиновского - Маргарита Светлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трудно смириться с потерей опоры и быть отвергнутой тем, кого боготворил. Это словно маленького ребёнка отшвырнула мать, которая до этого с любовью обнимала. Он плачет, тянет ручки, не понимая, за что она так с ним. Так и я себя чувствовала, когда он в один миг переменился. Вначале я была растеряна внезапной холодностью. Спрашивала себя: почему? Чем его прогневала? Чем обидела? Да много было вопросов, только ответа никакого…
А потом…Потом я увидела в нём мужчину! Господи, это было как гром среди ясного неба. Вначале я стыдилась своих чувств, боролось с ними. Ну а как иначе, он же был мне как старший брат.
Пока не поцеловал.
Это было волшебно, даже когда он сказал, что поцелуй ошибка — не поверила. Сердцем чувствовала или хотела верить, что он говорил неправду. Вообразила себе глупая, что он меня любит, и так же, как я обриться со своими чувствами, мол, не может мужчина с такой…пылкостью целовать не любимую. Решила к чёрту всё, нужно рискнуть! Ведь за любовь нужно бороться, так мой отец говорил. Тогда я ещё не знала, чем мне это обретя.
* * *
Десять лет назад
Наконец, я решилась рассказать Ивану о своих чувствах. Я немного робела, наивно полагая, что Ваня держит дистанцию только из-за моего возраста. Ну ничего, думала, если любит — подождёт два года, главное, чтобы он знал, что наши чувства взаимны. Вышла из дома, мысленно повторяя одну и ту же фразу: кто не рискует — тот не пьёт шампанское! Видимо, настолько сильно ушла в свои мысли, что не заметила Ивана и на полном ходу врезалась в него. Он на автомате схватил меня и замер. Я подняла взгляд, сердце от счастья встрепенулась. Это знак! Значит, всё у нас будет хорошо.
— Мелкая… — со стоном произносит он и смотрит как-то странно.
— Вань, а я тебя ищу… — немного нервничаю.
— Зачем? — продолжая удерживать меня, спрашивает глухим голосом.
— Я, конечно, понимаю, что девушкам такое не принято говорить первыми… — Руки Ивана напряглись, взгляд стал какой-то колючий. Но я же дочь своего отца, не привыкла отступать. Собралась и на одном дыхании выпалила: — Вань, я тебя люблю, очень… — Его лицо исказило гримаса боли, а тело словно окаменело. — Я понимаю, что мне ещё шестнадцать лет, и рано о таком говорить.
— Вот именно — рано, — отвечает холодно, отстраняя меня от себя. — Мир, — кладёт мне руки на плечи, — тебе кажется, что твои чувства настоящие. Я не тот, кого стоит любить…
— Они настоящие, Вань, я однолюб, как и мои родители. Я понимаю, что мне всего шестнадцать лет, и это тебя пугает. Но…
— Никаких НО, Мир! — со злостью отвечает он. — Твои чувства омерзительны!
Это было сравни ударом ножа в сердце. Вот так безжалостно обрывают юным девушкам крылья, оставляя на их месте кровоточащие раны. После таких слов больше не захочешь обнажить душу перед мужчиной.
— Вань… — мой голос дрогнул, глаза наполнились слезами. — Как ты можешь такое говорить? Любовь не может быть омерзительна, она же прекрасна…
— Не в нашем случае. Ты мне как сестрёнка младшая…
— Так какого ты свою младшую сестру целовал? Заметь, не я тебе на шею вешалась.
Возможно, я была неправа, что вспылила тогда. Он сжал мои плечи так сильно, что потом проявятся синяки.
— А нехер перед мужиком голым задом крутить! Короче, так… — он отнимает от меня руки с гримасой отвращения на лице, словно только что к грязи прикасался. — Чтобы я больше этой хрени от тебя не слышал!
— Хорошо… — сдержанно отвечаю, стараясь не разрыдаться перед ним.
— Хорошо будет, если мы сведём общение к минимуму, — продолжает холодно.
— Ты мог бы более гуманно дать понять, что не заинтересован в моих чувствах.
Он буквально испепелил меня взглядом, развернулся и ушёл.
Мне обидно, больно, я не заслужила такого отношения к себе. Не любит — ну что ж, насильно мил не будешь.
Но это был не конец моего унижения. С того дня он всем видом демонстрировал, что я ему отвратительна. Если вначале я давала ему отпор, то потом что-то во мне надломилось. Постоянные унижения сломили меня, дерзкой Миры больше не стало. Рядом с ним хотелось раствориться в воздухе, исчезнуть раньше, чем он успеет причинить боль.
Встреча с родными и друзьями прошла замечательно, если бы не одно «НО». Они радовались за нас, поздравляли, что мы наконец решились открыться друг другу. Мама Ивана от счастья плакала, а я чувствовала себя гадко. Лгать близким — вот что действительно омерзительно. Я только сейчас осознала, что не ту профессию выбрала. Одно дело, когда ты искусствовед, другое вот это всё… Ложь порождает новую ложь, и она начинает разрастаться, как сорняк, от которого уже не избавиться. Да ещё нежные прикосновения Ивана не давали вздохнуть полной грудью. Я задыхалась в кругу близких, хотелось сбежать и побыть одной.
Только через пять часов мне подвернулся случай вернуться в дом Вани. Только мы зашли туда, я рванула в свою комнату.
— Котёнок… — схватил он меня за локоть, останавливая возле лестницы. — Что случилось?
— Мне нужно побыть одной, отпусти, — отвечаю, даже не оборачиваясь.
Он притягивает меня к себе, выдыхает в висок, слегка касаясь его губами.
— Это плохая идея. — Пытаюсь вырваться, но бесполезно. — Поговори со мной, маленькая…
Его тихий голос пьянит, как хорошее вино. А это «маленькая»… Господи, раньше бы я всё отдала, чтобы такое услышать. Но не сейчас…
— Ты последний человек, перед кем я буду обнажать душу. — Его тело словно окаменело. — Отпусти.
— В тебе говорит обида, не иди у неё на поводу. Она плохой спутник по жизни, милая… — Он отстраняется. — Уверена, что хочешь побыть одна? — Кивнула. — Хорошо. — Звук удаляющий шагов бередит старые раны. Мне страшно только от одной мысли, что он уходит к другой, но я не останавливаю. — Вернусь поздно.
Это были его последние слова перед тем, как звук хлопнувшей двери отдался тупой болью в сердце. Предательские слёзы покатились по моим щекам, ничего не могла с собой поделать, ревность, как кислота, поедала мою израненную душу.
Мама решила, что его подтолкнула к решительным действиям ревность. Не знаю почему, но она считала, что Иван приревновал меня к Сашке, мол, наш Люцифер этот план придумал, а я ему подыграла. Хвалила, мол, молодец, дочка, заставила землю гореть под ногами мужика. Я не стала её разубеждать, эта версия выглядела вполне правдоподобной. Только они ошибаются — я никогда бы так не поступила.
Кто в полной мере познал, что такое боль, не станет причинять умышленно её другому.
Да и флиртовать с другим, чтобы Иван приревновал, никогда бы не стала. Я отношусь к людям, для которых в отношениях существует только два цвета: чёрный и белый, без полутонов. И игры с чувствами других считаю неприемлемыми.