За Гранью. Книга вторая - Литта Лински

Дэймор опустился на землю, не спуская Лотэссу с рук. Ему нравилось прижимать девушку к себе, укачивая ее как спящего ребенка. Лотэсса дышала ровно и спокойно, на лицо ее вернулись краски, теплый ветер Звездного Пути высушил слезы. Ее тяжелое предсмертное забытье обернулось сном. Осталось лишь дождаться, когда она проснется.

Развлекаясь в ожидании пробуждения Лотэссы, Дэймор представил венок из фиалок на ее темных волосах. А затем для гармонии украсил такими же цветочными браслетами ее запястье и лодыжку.

Наконец ресницы девушки дрогнули, и Лотэсса открыла глаза.

— Дэймор? — голос звучал глуховато.

— А ты кого ожидала увидеть, моя маленькая?

— Я… — она пошевелилась, неловко высвобождая руку и касаясь лица, — я жива?

— Ну, не знаю, — Дэймор усмехнулся. — Думаю, стоит проверить. Пить хочешь?

— Да, — даже в голосе слышалась жадная жажда.

— Возьми, — он протянул ей чашу.

— И как это у тебя получается? — пробормотала Лотэсса.

— Ты о чем?

— Предметы вечно появляются из ниоткуда.

— Ах это, — Странник пренебрежительно отмахнулся. — Это же мой мир. Мне достаточно пожелать чего-нибудь и представить желаемое. Это просто… когда ты — бог. Пей.

Он помог Лотэссе сесть поудобнее и поднес чашу к ее губам. Девушка принялась пить жадными глотками, а Дэймор с любопытством и волнением приглядывался к ней.

— Странный вкус, — пробормотала она. — Не похоже на воду.

— А я разве сказал, что это вода? — он пожал плечами.

— А что это? — Лотэсса насторожилась.

— Яд, — ответил Дэймор, одаряя ее лучезарной улыбкой. — Очень древний и редкий.

Лотэсса поперхнулась, закашлялась и выронила чашу, расплескав остатки напитка.

— Что?!

— Это яд, цветочек, — спокойно повторил он. — Циртан’ен или “Смерть на час”. У него очень интересное действие. Этот яд на самом деле убивает или погружает человека в состояние, неотличимое от смерти. Но если в течение часа воспользоваться противоядием, то жертву можно вернуть в жизни. Впрочем, в твоем случае это не понадобилось.

— Я ничего не понимаю! Ты травил меня ядом, но я жива. Если, конечно, не врешь, и это действительно был яд. Ты ведь и до этого говорил, что я умру. Да мне и самой так казалось. Но я жива.

— Тебя в этом что-то не устраивает, сердце мое? — Странник, донельзя довольный успехом своей затеи, вовсю наслаждался ее растерянностью. — Не нравится быть живой? Ну так это поправимо.

И тотчас в руках у Дэймора возник кинжал, чтобы в следующее мгновение оказаться в сердце Лотэссы. Девушка захлебнулась неродившимся криком, согнулась пополам, прижимая руки к груди, там где торчала рукоять клинка.

— О, нет! — прохрипела она, бледнея и оседая на землю.

Дэймор обхватил ее одной рукой за плечи, а другой — рывком вытащил кинжал из раны. Освобожденная кровь мгновенно пропитала белую ткань Лотэссиного одеяния.

— Как ты мог?! — Лотэсса застонала, поднеся к лицу окровавленные ладони. — Я же не смогу исцелить себя здесь…

— Конечно, не сможешь. Зато я смогу.

Он приложил руку к ее ране, вытягивая боль, исправляя повреждения внутри и снаружи, убирая кровь с кожи и одежды. Дэймор чувствовал исходящее от Лотэссы смятение. Такое впечатление, что сейчас, когда он ее исцелил, она напугана чуть ли не больше, чем получив удар в грудь. Должно быть, только теперь до конца осознала последствия и испугалась по-настоящему.

— За что ты так со мной?

Почему-то именно этот тон больше всего задевал Дэймора. В нем не было гнева, ненависти. Это был даже не столько упрек, сколько удивление обманутого доверия. Так можно обратиться к другу, от которого не ждал предательства. Когда она говорила с ним так, Странник против воли чувствовал себя чудовищем, обманувшим ребенка. Впрочем, он и есть чудовище. И странно, что Лотэсса забывает об этом именно в те моменты, когда он проявляет свои худшие стороны.

— Ты спрашиваешь, за что? За то, что вела себя как безмозглая дура. Если ты так мало ценишь собственную жизнь, с какой стати ее должен ценить я? Зачем ты сунулась в Междумирье? И пусть ты хотела попасть не туда, это мало что меняет. Неужели ты не думала, что такая прогулка может стать для тебя смертельной?

— Думала. И хотела этого, — тихо отозвалась Лотэсса.

— Значит, ты хотела умереть?

— Не столько хотела умереть, сколько не могла жить.

— И почему же? — прищурился Дэймор.

— Я противна сама себе. Я себя ненавижу.

Она не лгала и не рисовалась. Странник чувствовал ненависть, о которой она говорила. Эта ненависть, щедро сдобренная презрением, была даже сильнее, чем та, что Лотэсса обращала на него.

— За что же ты так сильно ненавидишь себя, цветочек?

— Тебе не понять, — с горечью отмахнулась она. — И я не буду обсуждать это с тобой.

— Ответь! — потребовал он.

— Я ненавижу себя из-за тебя. Потому что… — она замолчала, закрыв лицо руками.

— Можешь не продолжать, я понял.

Так вот в чем дело. Ему стоило бы догадаться. Выходит, это его забава чуть не убила девочку. Точнее, послужила причиной ее смерти. Чему удивляться? Лотэсса до ужаса горда и напичкана принципами по самую макушку. Каково ей было осознавать, что предала собственные идеалы? Умирать-то она на самом деле не хотела, но не могла придумать другого выхода для ненависти и презрения к себе.

— Глупенькая, — он провел ладонью по ее темным волосам, против воли ощущая нежность. — Тебе не за что проклинать себя.

— Есть за что! — она дернула головой, стряхивая его руку.

— Я заколдовал тебя. Там, на Звездном Пути.

— Заколдовал? — фиалковые глаза широко распахнулись. — Как?!

— Очень просто. Ты была так напугана грозой, потом восхищена Звездными тропами. Такая податливая, уязвимая, — он мечтательно прикрыл глаза. — Самый удачный момент, чтобы проникнуть в твой разум, не причиняя особого вреда.

— Не причиняя особого вреда? — она задохнулась от гнева. — Да я чуть не умерла из-за тебя!

— Но не умерла же, — парировал он. — И не умрешь.

— Кто знает, переживу ли я твою очередную шутку. Если ты намерен развлекаться таким образом и дальше…

— Я буду развлекаться так, как сочту нужным, не опасаясь, что ты выдумаешь какой-нибудь диковинный способ наложить на себя руки.

— Развлекайся, как знаешь, — она отвернулась. — Все равно я слишком малодушна, чтобы умереть.

— Дело не в малодушии. Ты теперь слишком бессмертна, чтобы умереть.

— О чем ты?

— Лотэсса, я понимаю, ты много пережила за последний день, но постарайся не глупить. Я только что споил тебе яд и тут же вогнал клинок в грудь. Какой вывод из этого следует?