Ленинград-43 - Влад Савин

И выходит, что лучше всего, если бы во Францию вошли американцы! Если бы завтра янки высадились где-нибудь у Бреста или Гавра — вот только боже упаси тогда оказаться даже похожим на «берсерка» Тиле, которого, без всякого сомнения, при поимке немедленно вздернут на рею как самого последнего пирата! Значит, усердствовать в битве нельзя, да и страшно, в бою всякое может случиться, и лучше быть живым трусом, чем мертвым героем! Показаться, пострелять издали и убежать, пока не догнали!

Вот только что с кригс-комиссарами делать, которых на каждом корабле по нескольку штук? Смотрят высокомерно и с подозрением, «братством по оружию» тут и не пахнет, всюду суют свой нос, высматривая измену — и имеют полномочия вплоть до немедленного расстрела любого, чьи действия сочтут изменническими. И если сейчас по подозрению в нерешительности и нелояльности тащат в гестапо чистокровных немцев — то что же они сделают с нами?

Значит, приказ будет исполнен. Но и только, ни в коем случае не проявлять неуместной инициативы — делать ровно столько, сколько укажут. И помнить, что самому остаться живым куда важнее, чем нанести кому-то ущерб!

Потому французская эскадра до времени тихо и мирно шла вслед за американцами, отходящими на запад. Янки тоже не горели желанием вступить в бой, и Дюпен был доволен. Ведь это не измена, а разумная осторожность — не подставляться под шестнадцатидюймовые снаряды, держаться в отдалении? Американцы отходят к конвою, там, может быть, и нам выпадет случай дать пару залпов — а там и ночь впереди, и полный ход назад, домой. Мы сделали всё, что могли — что еще вы хотите от нас?

Этот сумасшедший «берсерк» уже вступил в бой? Что ж, если его там потопят, не жалко — тогда для нас это будет законный повод отходить. Пока же отвечать на его радиограммы — спешим как можем! Ну, а что выходит не слишком быстро, так это военная необходимость. Надеюсь, что и американцы поймут и оценят то, что мы в них не стреляем.

Конвой открылся как-то внезапно. Облако дыма на горизонте, эскорт стремится закрыть транспорты. Канонада слышна далеко на юге. Судя по радиосообщениям, «Шарнгорст» выходит сейчас на тот, дальний фланг каравана! Преследуя янки, так и остаемся с их левого борта позади — и сейчас подходим к конвою параллельным с ними курсом, но восточнее. Доклад — наблюдаем уход на юг американских крейсеров с эсминцами. Янки поняли, что мы не собираемся драться всерьез, и направляются против этих «бешеных гуннов»?

Адмирал был на мостике «Страсбурга». По одной весомой причине: этот корабль был гораздо лучше бронирован, чем «Дюнкерк», считавшийся однотипным. И ход у обоих одинаков: под тридцать узлов, так что удрать успеем всегда! И еще Дюпен благоразумно послал второй линкор вперед — если что случится, так не со мной! Крейсера «Гарисольер» и «Марсельеза» держались по флангам, но позади траверза, «Могадор» с двумя эсминцами выкатился вперед, левее строя эскадры — подальше от пушек «Саут-Дакоты».

И когда вокруг «Дюнкерка» вдруг встали высокие водяные столбы, первой мыслью Дюпена был даже не страх, а удивление и возмущение. Зачем — ведь мы же, кажется, договорились? Неужели янки не поняли, что мы не хотим с ними воевать? Проклятый дым — из-за него не заметили резкий отворот «Саут-Дакоты» влево, и «Дюнкерк», выскочив из-за края дымзавесы, оказался в опасной близости. Он тоже пытался повернуть, но было поздно, 406-миллиметровые снаряды с такой дистанции пробивали двадцатидвухсантиметровую броню, как картон. Попадание, еще, еще — тут только опомнившийся Дюпен скомандовал к повороту — тоже влево, на курс 90. Зрелище американского линкора, идущего прямо на него и ведущего огонь из носовых башен, было ужасным — хорошо, что янки, пристрелявшись по несчастному «Дюнкерку», не стал менять прицел. «Страсбург» уже уходил на восток самым полным, когда горящий «Дюнкерк», далеко уже за кормой, взорвался и опрокинулся. Что ж, если американцы начали воевать сами, они не обидятся, если и мы немного постреляем в ответ?

Конвой шел в трех милях параллельным курсом на восток. Строй транспортов был плохо виден из-за дыма. Да сколько же его тут? Эскортной мелочи, наверное, с полсотни, и все нещадно дымят! Дюпен приказал открыть огонь, и вроде бы вдали были видны попадания и пожары, но докладов о потопленных не поступало. А идти на юг, имея на фланге быстро накатывающуюся с запада «Саут-Дакоту» — ищите других дураков!

«Страсбург» полным ходом убегал на восток, опережая конвой. Вскоре почти прямо по курсу была замечена крупная цель, в которой опознали тяжелый авианосец. Гонка за такой дичью была оправданной — а то кригс-комиссар уже неодобрительно косится — черт его знает, какой доклад напишет по возвращении, вдруг обвинит, что не стали сближаться с конвоем? Добыча, однако, оказалась резвой, ход у «эссексов» был отличным, а на «Интрепиде», увидев за кормой вражеский линкор, механики выжимали из машин всё — сократить дистанцию никак не удавалось, хотя несколько снарядов со «Страсбурга» легли накрытием, а один или два вроде бы и попали! Затем справа, у конвоя, на параллельном же курсе был замечен второй авианосец, меньшего размера, и тихоходный, Дюпен приказал перенести огонь на него. После пары залпов эскортный авианосец «Сэнгамон» вспыхнул как свечка (спасти корабль не удалось, затонул через полтора часа — что было очень ощутимой потерей, так как с ним погибло двенадцать «хеллкетов»), А «Интрепид» тем временем удирал, растворялся в наступавших сумерках на северо-востоке. Зачем его сопровождение, четыре эсминца, решились на самоубийственную атаку против линкора и двух крейсеров, было непонятно, их расстреляли, как на полигоне, один эсминец потоплен, два уходили с пожарами. Но одна торпеда всё же попала в «Марсельезу», и это было очень серьезно, ход крейсера сразу упал до восемнадцати узлов.

А сзади неотвратимо надвигалась «Саут-Дакота», следуя тем же курсом, что и французы. Рисковать ради одного неудачника всеми прочими кораблями, а заодно и собственной головой? Адмирал Дюпен был благоразумным человеком!

Линкор «Фридрих Великий» («Ришелье»).

Только что здесь был эпицентр сражения! И бой не закончился, нет — но ушел куда-то в сторону. Кранке на «Шарнгорсте» добрался наконец до конвоя — и французики, как соизволили доложить по радио, тоже вышли на него, с другой стороны. Сейчас там начнется такое — тысячи беспомощных унтерменшей в волнах! — вот только его, Тиле, пока адмирала и будущего фюрера, там нет! Неужели проклятый демон и это предусмотрел, сегодня поддержав не его, а кого-то другого?

В голове до сих пор звенело, он всё же сильно ударился, когда прямо в рубку попал снаряд. Но в то же время адмирал чувствовал бешеную энергию, наполнявшую его, ощущение себя почти что богом. И очень хотелось кого-нибудь убить — пусть даже кого-то из этих медлительных бестолочей рядом! Любого — кто посмеет встать на его пути!

«Фридрих» еще держался. Конструктивная защита у линкоров типа «Ришелье» была едва ли не лучше, чем у более поздних «Айов» янки. И германский флот всегда славился образцовой борьбой за живучесть — в нижних отсеках матросы аварийного дивизиона по горло в воде ставили упоры, подкрепляя переборки, заливали цементом разошедшиеся швы, тянули шланги, откачивая воду — пожары были уже потушены, машины работали исправно. Пожалуй, был реальный шанс дотянуть до берега — ведь сумел же «Зейдлиц» в ту войну после Ютланда, страшно избитый огнем британских сверхдредноутов, приняв семь тысяч тонн воды, дойти всё же до базы? Но это значило, что он, Тиле, уже никогда не сможет быть с демоном на равных. Ведь другого такого случая — войсковой конвой в прицеле — может и не быть!