Турнир самоубийц - Ян Леншин

Вот Джен скрылась за дверью в конце длинного коридора. Когда Ульрик переступил порог следом, то очутился в библиотеке. Он отлично помнил: библиотека под самой крышей, а им на пути не встретилось ни одной лестницы.

В проходе между стеллажами разместился длинный стол, накрытый черной бархатной скатертью. За ним сидели дети из приюта «Милый дом». Джен среди них не было. На полках вместо книг стояли часы, каждые показывали разное время. Все звуки тонули в их сердитом «тик-так».

– Ты не видела здесь… – Ульрик тронул за плечо белокурую девочку в сером платье. Голова малютки отвалилась и упала на стол. Неживые глаза уставились в потолок.

Ульрик отпрянул. Дети сидели и разглядывали пустоту перед собой. Он только сейчас заметил паутину на лицах.

Вдалеке, на границе света и тьмы, появилась фигура высокого человека.

Неприятностиметр молчал.

Ульрик шагнул навстречу незнакомцу. Никакого писка. Фигура меж тем приблизилась и оказалась худым господином в длиннополом сюртуке, цилиндре и с сиреневым моноклем в левом глазу. В руке господин сжимал фарфоровый сливочник.

– Сэр, вы не видели здесь…

Монокль настороженно сверкнул. Неизвестный поставил сливочник и пристально глянул на Ульрика. Тот вдруг заметил, что дети-куклы закрыли глаза ладонями. Ульрик попятился. Человек с моноклем не опасен, но лучше держаться от него подальше.

Он выскочил за дверь и обнаружил, что оказался дома у Джен. За накрытым, совсем как на Котовство, столом сидели Нейтан, Питер, Инкогнитус и сама хозяйка. Все в масках.

Ульрик ничего не понимал. Головы в масках как по команде повернулись. В глазах-щелках вспыхнул грязно-белый, похожий на гной, свет.

– Семерка – это нос, – произнес Инкогнитус неживым, механическим голосом, а из щели рта посыпались ржавые шестеренки.

Мысли лихорадочно носились по кругу: как он мог попасть из Башни в дом к Джен? какого черта происходит? почему молчит неприятностиметр?

Инкогнитус открыл лакированный ящик. Наружу вылез огромный рыжий кот. Глаза животного горели мертвенно-белым светом. Кот прыгнул на стол и, сметая чашки, бросился к Ульрику.

Он поднял руки, чтобы уберечь лицо, совсем как дети при виде Часовика.

Ничего не произошло. Ульрик опустил руки. Он стоял на стадионе. Шел снег. На трибунах сидели люди-маски в серых костюмах. За длинным столом расположились Джен, Питер, Инкогнитус с ящиком на коленях, Нейтан, сироты и господин в цилиндре. На черной скатерти стояли и лежали часы – от огромных, с маятниками, до совсем крошечных, наручных.

У детей на глазах белые повязки. За спиной девочки с плюшевым зайцем стояла сестра милосердия. Она сжимала окровавленные ножницы.

– Я спасла их, – сказала сестра. По ее лицу текли красные слезы. – Теперь они никогда не увидят Часовика.

Господин в цилиндре глотнул из сливочника черной тягучей жидкости, похожей на машинное масло; поставил сливочник на блюдце и вытащил из кармана железный футляр. Там были глаза. Много стеклянных глаз.

Почему не пищит неприятностиметр?! Почему, почему, поче…

Господин в цилиндре коснулся повязки девочки с рыжими волосами. Подцепил край острым ногтем, снял один слой. На марле показалась запекшаяся кровь.

– Детям нужны глаза, – сказал человек с сиреневым моноклем. – Тогда я смогу взять их с собой.

Ульрик сунул руку в карман, достал неприятностиметр. Сверхпрочный корпус треснул, обнажив покрытые ржавчиной колесики и шестеренки.

Люди-маски покинули трибуны и окружили стол плотным кольцом. Бежать было некуда.

– Уже уходишь? – скрипучим голосом спросил Инкогнитус.

Все, кто сидел за столом, закрыли лица ладонями.

Господин с сиреневым моноклем взмахнул рукой, ставшей как будто длиннее, и голова Инкогнитуса покатилась по столу.

– Семерка – это нос, – безразлично сказала голова.

Ульрик закрыл лицо руками, не в силах больше выносить этот кошмар. Когда он осмелился опустить руки, то обнаружил, что оказался в лесу. Ветви черных деревьев были увешаны часами.

На снегу стояли кровати со спящими мальчиками и девочками. Часовик бродил между ними, безмолвный, сгорбленный, до нелепости худой, и поправлял одеяла. Вот он поднял голову, сверкнул сиреневым моноклем.

Нули – Его глаза.

Монокль вывалился и повис на цепочке, открыв глазницу с циферблатом и стрелками. Ульрик сунул руку в карман жилетки, но верного дерринджера на месте не было. Нервным жестом взмахнул ладонью, будто фокусник, что готовился достать карту из воздуха. Никакого эффекта. Ощупал рукав – стилет исчез.

Механический Человек подошел совсем близко. Ульрик хотел броситься прочь, но не смог сдвинуться с места. Остался один выход – закрыть глаза.

* * *

На запястьях сомкнулись цепкие пальцы.

– А ну прекрати, кот бы тебя подрал!

Голос Джен. Или трюк Часовика.

– Хватит валять дурака, люди смотрят!

Часовику удалось развести ладони Ульрика в стороны, но он тотчас зажмурился. И получил увесистую оплеуху, отчего-то показавшуюся знакомой.

Внезапно он понял, что надоедливое тиканье смолкло.

Ульрик открыл один глаз и увидел злющую Джен. Без маски. Зрители махали с трибун и что-то кричали. Он сунул руку в карман, достал звуконепроницаемый футляр. Неприятностиметр встретил хозяина радостным писком. Устройство было цело и невредимо, на белоснежном корпусе – ни царапинки. Слава богу! А как Ульрик обрадовался Белинде! Восторг и счастье переполняли его. И почему они раньше не ладили? Она ведь такая душка, лучшего начальника не найти! Ульрик направился к Белинде, дабы сообщить ей, что она душка, и заодно расцеловать.

Джен схватила Ульрика за фалды фрака, не дав сдвинуться с места. Но Белинда подошла сама. Неприятностиметр распищался дальше некуда. И что ему не нравится? Вон, как заразительно улыбается Белинда. Ульрик сунул неприятностиметр в футляр, чтобы не мешал.

– Вы не переоделись? – Сбоку вырос телетранслятор, с экрана глядел чернявый субъект с шевелюрой на косой пробор.

Ба, да это ж Грэхем!

– Белинда настояла, чтобы вы дали показания сейчас, – тараторил адвокат. – От сегодняшнего дня зависит многое, не подведите. И почему вы постоянно ходите во фраке, у вас другой одежды нет?!

Вокруг выросло несколько телетрансляторов, закрыв их от толпы. Ульрик словно оказался в комнате кривых зеркал, где видел вместо своего отражения мужчин и женщин в деловых костюмах. Они педантично называли фамилии с должностями, пока Ульрик, не менее педантично, их забывал.

– Мы отрываем вас от чего-то важного? – спросил мужчина с напомаженными волосами, уставясь на фрак.

Ульрик покачал головой. Белинда встала рядом с типом в твидовом пиджаке, а тот вдруг сдернул с носа очки и принялся яростно тереть линзы платком, отчего Ульрика посетило неприятное дежавю. Дышать стало труднее. Не понимая, зачем он это делает, Ульрик щелкнул пальцами, проверил, на месте ли печать.