Любовь среди руин. Полное собрание рассказов - Ивлин Во

До чая оставалось полчаса. Манчу спал на коврике у решетки нерастопленного камина; солнце струилось сквозь жалюзи, роняя длинные полосы света на обюссоновский ковер[111]. Леди Амелия устремила взгляд на геральдический узор каминного экрана и мечтательно продолжила:

– Полагаю, так не годится. Невозможно писать о том, что происходит на самом деле. К романам так привыкли, что не верят им. Бедные писатели постоянно из кожи вон лезут, чтобы истина казалась правдоподобной. «Боже мой, – часто думаю я, когда вы сидите и так терпеливо читаете мне. – Если бы просто взять и описать события, которые произошли в любом доме за несколько лет… Никто ведь не поверит». Я так и слышу, дорогая мисс Майерс, как вы говорите: «Возможно, такое и могло случиться, но очень редко, раз в столетие – в ужасных домах». А ведь они случаются постоянно, эти события, каждый день, у нас на глазах – или, по крайней мере, так было во времена моей молодости. Взять, к примеру, весьма иронические обстоятельства наследования нынешнего лорда Корнфиллипа.

Я хорошо знала Корнфиллипов в прежние времена, – продолжала леди Амелия. – Этти приходилась кузиной моей матери – и когда мы с мужем только поженились, то каждую осень останавливалась у них ради фазаньей охоты. Билли Корнфиллип был ужасный зануда – просто редкостный зануда. Он служил в полку моего мужа. Знавала я множество зануд в то время, когда только вышла замуж, но Билли Корнфиллип считался занудой даже среди друзей моего супруга. У них поместье в Уилтшире. Как я понимаю, сейчас мальчик пытается его продать. И это меня не удивляет. Особняк весьма уродливый, и жить в нем вредно для здоровья. От поездок туда меня просто в дрожь бросало.

Этти же была совсем другая – милая, быстроглазая малышка. Ее считали резвуньей. Конечно, для нее это была очень хорошая партия – она была одной из шести сестер, а отец ее – младший сын, бедолага. Билли был старше ее на двенадцать лет. Она с ним много лет прожила. Помню, как я прослезилась от радости, получив от нее письмо, где сообщалось о помолвке… Как раз за завтраком… Она использовала очень художественную писчую бумагу – по краям голубенькая, а в углу синий бант…

Бедняжка Этти всегда была художественной натурой; она пыталась как-то украсить дом – развешивала павлиньи перья, раскрашенные тамбурины и модные трафаретные узоры, – но результат всегда был весьма удручающим. На некотором отдалении от дома она разбила для себя маленький сад – с высокой каменной оградой и дверью на висячем замке, за которой она скрывалась, чтобы предаваться своим мыслям – или она так только говорила – долгими часами. Она называла его Садом Размышлений. Однажды мне довелось там побывать вместе с ней – это считалось большой привилегией – после очередной ее ссоры с Билли. Ничего-то там толком не росло – в основном из-за стен, полагаю, и потому что она все делала сама. В центре находилась замшелая скамейка. Видимо, на ней она и сидела, когда размышляла. И повсюду стоял отвратительный запах сырости…

Что ж, все радовались удаче Этти, и, кажется, поначалу ей нравился Билли, и она готова была хорошо к нему относиться, несмотря на его занудство. Видите ли, это произошло, когда мы все уже отчаялись. Билли долгое время был другом леди Инстоу, и мы опасались, что она не позволит ему жениться, но в том году они крупно разругались в Каусе[112], и Билли в дурном расположении духа уехал в Шотландию, а Этти как раз гостила у них в доме, так что все устроилось, и я стала одной из подружек невесты.

Не радовался только один человек – Ральф Бланд. Видите ли, он был ближайшим родственником Билли и стал бы его наследником в том случае, если бы Билли умер бездетным, и с течением лет он начал питать большие надежды.

Этот Ральф весьма печально кончил, вернее, я не знаю, что с ним сталось, но в то время, о котором я рассказываю, он пользовался чрезвычайной популярностью, особенно среди женщин… Бедная Виола Казм была влюблена в него без памяти. Хотела сбежать с ним. Они с леди Анкоридж из-за него сходили с ума от ревности. Особенно все обострилось, когда Виола доведалась, что леди Анкоридж платит ее горничной пять фунтов за то, чтобы та пересылала ее письма Ральфа – до того, как Виола их прочтет, этого она стерпеть не смогла… У него были на редкость очаровательные манеры, и он так забавно говорил глупости… Брак Билли стал для Ральфа огромным разочарованием. Сам-то он уже был женат и имел двоих детей. У жены его было поначалу немного денег, но Ральф все спустил. Билли не слишком-то знался с Ральфом – и то сказать, у них было мало общего, – но он довольно хорошо к нему относился и всегда выручал. На самом деле он какое-то время регулярно выплачивал ему содержание, и, если учесть еще и то, что Ральф получал от Виолы и от леди Анкоридж, ему и впрямь жилось неплохо. Но, как он говорил, ему надо было думать о будущем своих детей, вот потому-то женитьба Билли так сильно его расстроила. Он даже заговорил об эмиграции, и Билли снабдил его большой суммой на то, чтобы обзавестись овечьей фермой в Новой Зеландии, но ничего не вышло, потому что в городе у Ральфа имелся дружок-еврей, который сбежал, прихватив все деньги. Все сложилось крайне неудачно, поскольку Билли выдал ему всю сумму единовременно, намекнув, чтобы Ральф впредь не рассчитывал на пособие. А тут еще Виола и леди Анкоридж, весьма расстроенные его разговорами об отъезде, нашли с кем утешиться, так что он оказался в очень затруднительном положении, бедняжка.

Впрочем, дух его слегка взбодрился, когда спустя два года не было никаких намеков на наследника. В пору моей молодости люди гораздо чаще обзаводились детишками. Все ожидали, что Этти родит – она была милой, здоровой девушкой, – и, когда этого не случилось, стало ходить множество злорадных сплетен. Сам Ральф повел себя крайне непорядочно. Муж говорил, он открыто отпускал шуточки на сей счет у себя в клубе, и были они крайне дурного тона.

Я хорошо помню, как Ральф последний раз посетил Корнфиллипсов. Это была рождественская вечеринка, и он приехал с женой и двумя своими детьми. Старшенькому было около шести лет в то время, и там произошла