История одной кошки - Гвен Купер

И тут Джош совершает невероятное. Он начинает петь для меня, совсем как Сара.

— Пру-денс, Пру-денс, ответь мне, ответь же мне. — Я смотрю на него в растерянности. Тогда он встает и начинает кружиться по кухне, по кругу, по кругу, дрыгая ногами и размахивая руками. Он танцует! Он совершает смешной танец по кухне, размахивая кусочком рыбы, зажатым между большим и указательным пальцами левой руки. Я повторяю его движения, стараясь оставаться поближе к рыбке и подальше от его ног. Даже мои усы с трудом помогают мне сохранять равновесие, когда он поет — на этот раз еще громче. — Я почти сошел с ума, и все из-за любви к тебе. — Теперь он становится на одно колено, вторую ногу сгибает, и рыбка свешивается через согнутую ногу. — Свадьба не будет модной, я не могу нанять машину. Но ты будешь отлично выглядеть и на сиденье велосипеда, рассчитанного на двоих!

Он прикладывает одну руку к груди, вторую выбрасывает в воздух и долго тянет последнюю ноту. Если честно, такое впечатление, что ему весело, хотя все эти танцы на кухне выглядят глупо. Даже я вынуждена признать, что сейчас он кажется забавным. Когда он отвлекается, я подхожу достаточно близко и зубами забираю у него рыбку. Пока я ем, он осторожно гладит меня по спине, а я так рада, наконец добравшись до цели, что даже не пытаюсь его остановить.

Мы оба поднимаем головы от неожиданного звука. На пороге кухни стоит Лаура. Ее губы плотно сжаты, но на этот раз потому, что она пытается сдержать смех. Ее плечи сотрясаются от напряжения. Немного успокоившись, она произносит:

— Как мило!

Джош втягивает голову в плечи с напускной скромностью.

— Я пытаюсь.

Он встает, и они смотрят друг другу в глаза. Он дышит немного тяжелее обычного из-за танцев на кухне.

Лаура подходит к мужу.

— Прости, — произносит она и обеими руками крепко обхватывает Джоша за талию. — За все. Не только за сегодня.

— Это ты меня прости, — отвечает Джош. На секунду мне кажется, что сейчас они станут спорить о том, кто из них больше виноват. Он отстраняется, чтобы заглянуть ей в лицо. — Ты же знаешь, что я схожу по тебе с ума. — Он усмехается. — И люблю тебя даже за то, что ты так предана своей работе.

Лаура зарывается лицом ему в грудь.

— Я тоже безумно тебя люблю.

— Значит, нам обоим очень повезло, — произносит он и целует ее в макушку.

Я слышу звук соприкасающихся губ. Я продолжаю есть рыбу, пока они оба поднимаются в свою спальню. Когда же они вновь спускаются в гостиную, на улице уже темно.

Один день в начале июня отличался для Сары от всех остальных дней в году. Она всегда проводила его, снова и снова прослушивая одни и те же две песни. Первая песня — одной из любимых Сариных групп, и мужчина, который поет, спрашивает: если он тебя полюбит, обещаешь ли ты (не ты, а «ты» из песни) быть верной? Вторую песню исполняет женщина. Она просит, чтобы приглушили свет и она могла протанцевать всю ночь напролет. Хотя сама Сара никогда не танцевала, когда слушала эту песню, и свет никогда не приглушала. Она доставала из металлической коробки, которую хранила в шкафу, старые сухие цветы и ложилась на диван с подушкой, которую Анис сшила для нее из свадебного платья. Подушка была покрыта черными пятнами. По словам Сары, это пятна от воды — давным-давно платье попало под дождь.

Хотя подушка уже утратила свою красоту — несмотря на то, что ее доставали всего раз в год, — она очень много значила для Сары. Та перебирала пальцами ее ткань, пока играла музыка, а потом растягивалась на диване вздремнуть. Я сворачивалась рядом с ней клубочком, тыкалась макушкой ей в руку, пока она не начинала меня гладить и чесать за ушками, как мне нравится. Я понимала, что она заснула, по тому, что ее рука переставала двигаться и оставалась лежать у меня на спине. И тогда я сама засыпала, вытянув одну лапу и положив ее Саре на плечо.

Сегодня я обнаружила эту подушку в одной из коробок Сары. Она лежала между связкой скрученных в рулон афиш и парой небольших сдвоенных барабанов — бонго, на которых мне иногда играла Сара. В эти моменты она смеялась и называла меня «продвинутой» кошкой.

Мне пришлось воспользоваться всеми лапами и вытащить подушку, чтобы я могла на нее лечь и подумать о Саре, о ее словах: если вспоминаешь человека, он всегда будет с тобой. Но когда я открыла глаза, Сары нигде не увидела.

Я не понимаю, почему этот день в июне так важен для нее, и не знаю, наступит ли он скоро или уже прошел. По-моему, это праздник только для Сары, а не для остальных людей, потому что единственное, что изменяется ближе к концу июня — дни становятся длиннее, а Лаура с Джошем все чаще включают кондиционер. В Нижнем Ист-Сайде холодный воздух выходил из ящика, который висел в гостиной на стене. Если я прижимала к нему ухо, то слышала, что происходит на улице, а иногда улавливала и щебетание птиц, которые вьют гнезда по ту сторону стены. Я очень расстраивалась, слыша птичий щебет, но не имея возможности схватить птичку. Но еще более расстраивалась Сара, которой приходилось стучать рукой по коробке, чтобы птицы улетели. Она говорила, что их перья забиваются в мотор, который нагнетает холодный воздух.

Здесь холодный воздух выходит из отверстия под потолком. Воздух дует до самого пола, а иногда неожиданный порыв щекочет мне уши — мне приходится чесать за ушами передними лапами. В те дни, когда Джош никуда не ходит с детенышами, он делает воздух прохладнее, чем понравилось бы большинству кошек (включая меня). Но когда он не видит, Лаура поворачивает маленькую круглую ручку на стене в гостиной и делает воздух теплее. Она как-то сказала, что это дорого — постоянно пускать холодный воздух (в Верхнем Вест-Сайде даже за воздух следует платить деньги?), но Джош ответил, что днем слишком жарко.

Я постоянно жду, что Лаура будет говорить о Саре, как говорила на День матери. Возможно, она вспомнит тот июньский день, который был так важен для Сары, и поднимется наверх, как это сделала я, чтобы просмотреть содержимое ее коробок в поисках подушки из свадебного платья. Но, кроме меня, только Джош проводит время в моей комнате, да и он заходит только за тем, чтобы изучить черные диски Сары, найти музыку, послушать, а потом все вернуть назад до прихода Лауры. Я мечтаю о том, что он поставит одну из двух особенных песен Сары, но пока он не ставил.

Жаль, что я не могу придумать, как заставить Лауру опять заговорить о Саре. Иногда, когда я смотрю на нее, то забываюсь и мне начинает казаться, что я смотрю на Сару. Она называла это «игрой света»: иногда на лице Лауры на мгновение появляется особое выражение, или же угол, под которым я вижу изгиб ее ресниц, почти превращает ее в Сару. Но я не знаю, то ли это потому, что Лаура на самом деле очень похожа на мать, то ли я просто начала забывать, как выглядит последняя. Я ловлю себя на том, что наблюдаю за Лаурой, как раньше наблюдала за Сарой. Ее волосы на солнце меняют свой цвет, подбородок начинает немного подрагивать до того, как она начнет смеяться над моими проделками; я вижу ее длинные пальцы (которые иногда приятно чувствовать на своей спинке), когда она бросает мне поиграть крышку от бутылки или пластмассовую соломинку. Я заметила, что запах Лауры сильно смешался с моим, что особенно сбивает с толку — потому что это Сара должна пахнуть мною и быть Моим Самым Важным Человеком.