Вселенная Ехо. Том 2 - Макс Фрай

Мне так и не довелось узнать вкус их крови. Драки не вышло, она больше не была нужна. Мы принадлежали к одной породе – я и мои незваные гости, единственные существа, которых я по-настоящему, смертельно, боялся в последние месяцы.

Впрочем, мы с ними никогда не нуждались в обществе друг друга, а сейчас – и подавно. Я снова оскалил зубы и зарычал. Теперь звуки, вылетавшие из моей гортани, не имели ничего общего со смехом. Я больше не желал веселиться, я защищал свою территорию. Весь этот прекрасный умирающий мир был моей территорией, и я не собирался проявлять гостеприимство. Существо, которым я стал, вообще понятия не имело, что такое гостеприимство и зачем оно нужно.

Мои лапы взметнулись к звездам: я желал, чтобы они ушли отсюда, и указывал им путь. Они согласились с моим решением, поскольку знали, что сейчас сила на моей стороне. К тому же им всегда было глубоко безразлично, где находиться.

Потом у моего костра осталось только одно чудовище, и это был я сам. Но я быстро сообразил, что мне не обязательно вечно оставаться чудовищем. Теперь я вполне мог позволить себе роскошь еще какое-то время побыть симпатягой Максом с двумя руками, двумя ногами и умеренно обаятельной рожей на одной-единственной голове – почему бы и нет? Это обличье по-прежнему нравилось мне больше прочих. Привычка – великая сила.

– Они приходили, чтобы разбудить меня, да? – спросил этот самый Макс у своего приятеля Джинна.

Я слышал свой голос как бы со стороны и знал, что теперь так будет всегда. Кем бы я теперь ни стал, мой могущественный двойник, мое настоящее существо, всегда будет стоять немного в стороне и с равнодушным любопытством прислушиваться к происходящему.

– Разбудить или убить – как получится. Думаю, им было все равно, чем закончится ваша встреча, – сказал Джинн.

– Спасибо, что включил эту песенку, – улыбнулся я. – Без нее, пожалуй, ничего бы не получилось.

– Ты сам ее включил, – флегматично ответил Джинн. – Я не прикасался к этой игрушке. Я вообще ничего не делал, пальцем о палец не ударил со дня нашей встречи. Все эти маленькие нестоящие чудеса ты совершал сам. Просто тебе было удобнее думать, что их делаю я.

Я не стал ни возражать, ни даже удивляться. Сам так сам – какая, к черту, разница? Возможно, могущественный опекун действительно был просто одной из моих конечностей – самой самостоятельной и непостижимой, но все-таки моей собственной рукой.

– Я хочу отправиться в путь прямо сейчас, – сказал я Джинну. – Море уже близко, часах в трех пути, и наши странствия по пустыне должны закончиться еще до рассвета. Не думаю, что моей армии действительно так уж необходимо дрыхнуть по ночам. Просто они помнят, что делали так всегда, пока были живы, и не хотят ничего менять. Ничего, как привыкли, так и отвыкнут. Поехали.

Только тут я понял, что говорю сам с собой. Джинна больше не было. Он ушел, не прощаясь и не предупреждая, просто исчез, растаял, как предрассветный туман. Я знал, что он ушел навсегда. Теперь он был свободен от необходимости ошиваться вокруг моей персоны – я больше не нуждался в его помощи, защите и опеке.

Я поморщился от боли в груди – она была короткой, но сокрушительной. Удивительное дело, я по-прежнему был способен страдать, теряя друзей. И я знал, что так будет всегда, никакое могущество и никакие метаморфозы не смогут избавить меня от боли. Разве что теперь я научился жить так, словно она разрывает чужое сердце. И на том спасибо.

– Прощай, душа моя, – тихо сказал я равнодушной темноте. – Мне было спокойно за твоей надежной спиной. И спасибо за твои чудеса, кто бы из нас их ни совершал.

Ласковый теплый ветерок дунул мне в лицо. Он принес с собой сладкий запах цветущих фруктовых деревьев, а через несколько секунд я с изумлением убедился, что мои волосы и плечи усыпаны белыми и розовыми лепестками. Самое настоящее чудо, простенькое и совершенно непрактичное, зато я твердо знал, что оно не было делом моих рук. Мой приятель Джинн услышал меня и ответил – вот и все.

Я понял, что по моей щеке ползет горячая мокрая дрянь – дань сентиментальности и явно несамурайскому воспитанию, полученному в детстве. Но миг спустя мои глаза были абсолютно сухими, тело – легким, как один из этих чертовых персиковых лепестков, а сердце – пустым и веселым, как никогда прежде. Синдбад сам подошел ко мне и опустился на песок, чтобы мне было легче забраться на его горбатую спину.

– Поехали, – сказал я.

Мой дромадер зашагал вперед размеренным шагом. Я не оборачивался, поскольку и так знал, что мои люди уже проснулись и следуют за мной как миленькие – а куда они, к черту, денутся?!

Мы так долго шли к морю, и все же оно открылось нашим взорам столь внезапно, словно до сих пор мы вообще не подозревали о его существовании.

Когда до меня дошло, что линия горизонта уже сливается не с золотисто-серым песком, а с водой, я вдруг вспомнил дурацкий старый анекдот: «Ничего себе пляжик отгрохали» и криво улыбнулся правым уголком рта. Создавалось такое впечатление, что чувство юмора сохранилось только у моей правой половины. Боюсь, рассмешить левую сейчас не удалось бы даже мистеру Бину[18]. И вообще никому.

– Как мы будем переправляться через море, Али? – озабоченно спросил Мухаммед.

– Как-нибудь, по воле Аллаха, – усмехнулся я.

– Ты собираешься строить корабли? – не унимался он.

– Никаких кораблей. Любой корабль станет Нагльфаром, или тенью Нагльфара, или воспоминанием о нем. Поэтому кораблей не будет.

– Думаешь, воды позволят нам пройти по ним, как по суше?

– По воде аки посуху? Это мне тоже не подходит. Ну их к дьяволу, мифы и легенды. Без них мне как-то спокойнее.

– Но как же тогда? – не отставал Мухаммед.

– Поживем – увидим, – улыбнулся я. – Еще полчаса можно не утруждать себя размышлениями. Целых тридцать минут, каждая из которых состоит из шестидесяти секунд, – ты можешь сосчитать, сколько счастливых мгновений безмятежности уготовила нам наша щедрая судьба? Будь мужественным, друг мой, и прими этот бесценный дар.

Мухаммед изумленно посмотрел на меня. В другое время и в другом месте я бы непременно подумал, что он вспоминает номер телефона, по которому можно вызвать дежурную бригаду «Скорой помощи». После долгой паузы он покорно кивнул, развернулся и уехал. Наверное, отправился транслировать мой бред коллегам.

Что касается меня самого, я честно воспользовался собственным советом и еще полчаса наслаждался возможностью не предпринимать никаких умственных усилий.

– Такая мокрая вода! – весело сообщил я небу над своей головой, когда ленивая волна прибоя с любопытством лизнула мозолистые ноги моего дромадера.

Синдбад недовольно помотал головой и отступил на шаг назад.

– Эта мокрая вода еще не знает, что она вполне может стать твердой, – сказал я Синдбаду. – Куда уж ей! В этих местах никогда не было зимы. А теперь будет.