Сыграй еще раз, Сэм - Майкл Уолш

— Приятный вечер, а? — сказал Рик.

— Мне надо идти, — сказала Лоис.

Нет! Ни за что!

— Давай прогуляемся вокруг квартала. Покурить охота.

— Рик.

— Ради прежних времен, — взмолился он. — Мне надо тебе кое-что сказать.

— Ладно.

Они зашагали длинным кварталом, и Рик зажег сигарету.

— Лоис, — начал он. — Я сегодня вечером собирался кое о чем тебя спросить. Пока… Пока ты не…

— Я знаю, — сказала она.

— Знаешь?

— Конечно.

В отблесках уличных фонарей она была еще прекраснее. Черные волосы сливались с чернилами ночи, бледное, едва ли не призрачное лицо в чистейшем эбеновом обрамлении. Она — Рахиль, она Сара, она — все красавицы Торы сразу. Может быть, она даже Лилит; ему все равно.

— Ты хочешь знать, что папа думает о тебе, — уверенно продолжала она. — Что ж, хочу тебе сказать, Рик: он от тебя без ума. Все время только о тебе и говорит. О том, как далеко ты пойдешь. Как ему повезло, что мы с тобой тогда встретились и что бы он делал без тебя. Ты это хотел узнать?

Они остановились, и Лоис обернулась к Рику. Посмотрела на него снизу вверх. Наверное, она этого не ждет, но — теперь или никогда.

— Нет, Лоис, — сказал Рик. — Не это. Другое. Я давно хотел тебе сказать.

Он попытался привести в порядок мысли, распутать эмоции, выстроить свою речь и собраться с духом. И позорно провалился по всем пунктам.

— Я тебя люблю, — выпалил он. — Всегда любил. С первого раза, как увидел тебя в вагоне, даже еще до того, как ты упала. — Он порывисто сгреб Лоис в охапку. — Ты выйдешь за меня?

И поцеловал ее — так же, как ее целовал у него на глазах Мередит. Тут все и выяснится: в поцелуях женщины душой не кривят.

Она ответила, но без воодушевления. Потом отстранилась.

— Перестань, — сказала она. — Вдруг кто-нибудь увидит.

— Ну и что? — сказал Рик. Страсть закипала в нем. — Выходи за меня.

Он хотел поцеловать ее снова, но Лоис уклонилась от его губ.

— Пожалуйста, Рик, пожалуйста!

— Выходи за меня, Лоис.

Он уже умолял.

— Нет, Рик, — сказала она. — Я не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— И то и другое, — ответила она, и Рик понял, что это конец. — И к тому же, — добавила Лоис, — я не знала, что ты так обо мне думаешь. Даже не догадывалась.

Не знала? Как может женщина не понять, что чувствует мужчина, как может не прочесть в его глазах, не слышать в его голосе всякий раз, когда он заговаривает с ней? Как могла она вместо этого попасться на удочку пустышки, этого поца[104]Мередита, О'Ханлонова нахшлеппера,[105]у которого нет ни своей воли, ни своих мыслей?

Рик попробовал было приобнять ее, но Лоис уклонилась. Бесполезно: момент упущен.

— Послушай, Рик, — сказала она. — Даже если бы я хотела, я не могу за тебя выйти. И ты это знаешь. Мы оба знаем.

Лоис улыбнулась ему — улыбкой убийственной, как взгляд ее папаши, улыбкой, перед которой не устоит ни один живой мужчина, даже если захочет, — а Рик и не хотел. Но не понимал, нежность в этой улыбке или жалость.

— Рики, — начала она. Подалась к нему и вскользь поцеловала, как целуют ребенка. — Ты милый. Очень милый. Я думаю, ты замечательный. Но ты не для меня. И не то чтобы ты не нравишься мне или даже… — она помедлила секунду, подбирая слово, — или даже я не люблю тебя, ну, немножко. Ты парень что надо, и отец тебя высоко ценит, и я тоже. Ты не сидишь на месте. — Она перестала улыбаться. — Все дело в том, что твой путь и мой путь — не один и тот же.

— А Мередит? — с горечью спросил Рик. — Он тебя правильным путем поведет?

— Не знаю, — честно ответила Лоис. — Но у него больше возможностей, чем у тебя. В этом же и есть вся жизнь? Возможности? Шансы?

— Да, — сказал Рик. — Думаю, вся жизнь в этом.

— Так вот, мне нужно хвататься за возможности, когда они появляются! — взволнованно сказала она. — Думаешь, я не знаю, что меня ждет иначе? Или ты считаешь, я хочу провести остаток жизни здесь, старой девой на третьем этаже, каждый вечер не зная, вернется ли мой отец живым к утру? Тебе вообще приходило в голову, что это не подходящая жизнь для девушки? И что папа это понимает? И пытается как-то это изменить? И что себялюбиво с твоей стороны лишать меня шанса, что бы ты ни чувствовал?

Рик понял, что проиграл бой вчистую.

— Я, пожалуй, никогда об этом не думал в таком смысле.

Он повесил голову.

Лоис наскоро чмокнула его в щеку.

— К чему такой вид, будто у тебя только что умерла собака, — сказала она. — Встряхнись. Все идет как нельзя лучше. И вообще, знаешь что?

Они опять шагали и почти дошли до ее дверей.

— Что? — тупо спросил Рик.

— Мне кажется, тот блатной парень, О'Ханлон, вроде как проникся к тебе. Да, нынче вечером я поняла, что они с папой не особо ладят, но они много лет вместе делали дела. Ты мог бы стать вроде как посредником между ними. Опа! — воскликнула она. — Может, еще выйдет так, что ты будешь заправлять всем шоу, когда старичье уйдет на пенсию, если верно свои карты разыграешь.

— Никогда об этом не думал, — признался Рик.

— Конечно, не думал, глупый мальчишка, — сказала Лоис, поднимаясь на крыльцо. — Тебе нужна женщина, которая будет все продумывать за тебя. — Она еще раз взглянула на него в свете городских огней. — Просто это не могу быть я.

И Лоис опять поцеловала Рика — на этот раз таким поцелуем, какой он всегда мечтал от нее получить. Рик упивался этим поцелуем, потому что знал: это ему на всю жизнь. В ту минуту ему было плевать, что Солли может спуститься со своей карманной пушкой и вышибить ему мозги: это стоило ее поцелуя, одного поцелуя.

Она снова отстранилась, на сей раз медленнее, и лишь в последний миг расстались их губы.

— Ладно, герой-любовник, мне надо идти. Тут свежо, да и поздно, мне уже пора седьмой сон видеть.

Рик потерянно стоял на тротуаре, через дорогу от своего тысячедолларового «де сото», и смотрел, как Лоис идет по ступеням прочь из его жизни.

Одно беспокоило его: который из ее поцелуев был настоящим? Первый или последний?

Сэр Гарольд Майлз опять повторял их задания. Они возвращались к заданию уже с десяток раз, но и этот лишним не будет. Как знать, может, даже пойдет на пользу. Может, спасет нескольких хороших парней от бессмысленной гибели. И все же Рик не особо надеялся. Хороших ребят убивают, потому что они невнимательно слушают, и с этим ничего не поделать.