Хроники искателей миров. Дворец Посейдона - Томас Тимайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что же все-таки случилось? И как внутрь батисферы попала вода? В чем дело?
– Очевидно, оборвался главный шланг. Через него в «Наутилус» поступали воздух и электроэнергия, – то, что необходимо для людей и приборов.
– Почему же тогда до сих пор горит свет?
– На случай аварийной ситуации на борту имеется резервный аккумулятор, но его хватит ненадолго. Необходимо как можно скорее выяснить, что произошло, и исправить поломку!
Рембо уже приник к приборам на пульте управления. Задорный хохолок на его затылке промок, как и все остальное на нем, и слипся темными прядками. Очки конструктора запотели.
– Спаси нас Господь, но мы продолжаем погружаться! – наконец с нескрываемым ужасом произнес он. – Сейчас мы на глубине семидесяти метров, и конца этому пока не предвидится.
– Какова скорость погружения? – спросил Гумбольдт.
– Чуть больше метра в секунду.
– А глубина моря в этой точке? – произнося это, Гумбольдт одновременно отстегивал ремни.
– Точно не могу сказать. Более двухсот метров, возможно, даже и триста. В этом месте сонар постоянно испытывал какие-то помехи.
– Проклятье!
Оскар испуганно переводил взгляд с инженера на Гумбольдта и обратно.
– Что это значит? Мы тонем? Трос оборвался?
– Исключено, – решительно возразил Рембо. – Трос изготовлен из самой высококачественной стали и испытан на разрыв. Он выдерживает более двадцати пяти тонн.
– Но что же все-таки случилось? – Оскара охватила паника. Здесь, внизу, было холодно, ужасно холодно, а резко возросшее давление в кабине, казалось, вот-вот разорвет барабанные перепонки.
– Сейчас не время ломать над этим голову, – отрезал Рембо. – Возможно, по недосмотру сработало устройство, которое удерживает трос на блоках батисферы, хотя, с моей точки зрения, это просто невероятно. Для этого надо одновременно нажать несколько кнопок на пульте управления паровой лебедки и перевести главный рычаг в переднее положение. Человек в здравом уме так ошибиться не может, а Франсуа – опытнейший оператор.
– Может быть, дело вовсе не в ошибке. – Губы ученого сжались так, что рот стал похож на лезвие. В желтом свете аварийного светильника черты его лица казались неестественно резкими.
– Не в ошибке? Что вы имеете в виду, мсье?
Гумбольдт коротко взглянул на инженера.
– Помните ли вы, что я рассказывал вам о покушениях на нас в Афинах и Париже? О странном преследователе на автомобиле?
– Вы полагаете, что и это может оказаться покушением на вашу жизнь? – В глазах Рембо появилось сомнение. – Но как этот человек мог попасть на борт «Калипсо»? – Он упрямо набычился. – Нет, я убежден, что в данном случае ошибаетесь именно вы, мсье Гумбольдт!
– Прошу прощения, но сейчас это не имеет ни малейшего значения, – вмешалась Океания, не отрывая взгляда широко открытых глаз от шкал приборов. – У нас другие, гораздо более насущные проблемы. «Наутилус» тонет, и мы ничего не можем с этим поделать.
Спорщики умолкли и прислушались. Потрескивание внешней оболочки батисферы явно усиливалось. Снаружи доносились скрежет и визг металла, похожие на вопли погибающего животного.
– Давление растет, – вполголоса произнес Гумбольдт. – Каков верхний предел для внешней оболочки?
– Восемьдесят метров, от силы сто, – ответила Океания. – Мы с отцом совершенно не предполагали, что «Наутилусу» придется опускаться до предельно допустимых глубин.
– Самым слабым звеном в конструкции являются иллюминаторы, – пояснил Рембо. – Если глубина будет продолжать расти, вода просто выдавит их из пазов. Если бы я знал, что произойдет нечто подобное, я бы, несомненно…
– Прошу вас, тише! – Океания впилась глазами в приборную доску, словно пыталась силой взгляда остановить погружение.
Оскар испуганно взглянул сквозь толстое стекло. За бортом, словно черный дым, клубилась тьма.
– Что показывает глубиномер? – спросил Гумбольдт.
– Сто десять метров. – В лице Океании не осталось ни кровинки. Снова раздался скрежет. Теперь сомнений не оставалось – батисфера пела свою предсмертную песнь. В ближайшие минуты всех, кто находится в кабине подводного аппарата, ждет ужасная смерть.
Оскар в полумраке вцепился в руку ученого, а Гумбольдт притянул юношу к себе, словно желая защитить в последний миг.
– Мне бесконечно жаль, что я втянул тебя во все это, – негромко проговорил он. – Я полагал…
– Все в порядке, – возразил Оскар. – Я сам этого хотел. А последние несколько месяцев были лучшими в моей жизни. Я не променял бы их ни на что на свете.
– Это правда?
– Кто же станет врать в такую минуту!
В это мгновение новый сильнейший толчок сотряс «Наутилус». Оскар рухнул на колени, едва не врезавшись лбом в стальную приборную панель, и лишь инстинктивное движение в сторону спасло его.
Стальной шар покачнулся, затем немного сместился и застыл. Треск и скрежет прекратились.
Люди в кабине настороженно вслушивались в звуки за бортом. Но, кроме звона немногочисленных воздушных пузырей, поднимающихся к поверхности, вокруг царила тишина. Рембо, пошатываясь, направился к пульту управления и воспаленным взглядом окинул шкалы приборов, постучал по стеклу одного из них, словно не веря своим глазам. Оскар услышал, как инженер бормочет:
– Непостижимо! Сто пятьдесят метров!.. Так глубоко не погружался ни один человек на земле!
– Что происходит? – спросил Гумбольдт. – Мы остановились?
Инженер стремительно повернулся к спутникам. Его глаза сияли.
– Песчаное дно, – проговорил он. – Господь Бог подстелил нам соломки!
Страх буквально парализовал Шарлотту. Отвратительного вида мужчина с темными кругами вокруг глаз склонился над ней и тянулся костистыми пальцами к ее шее. Затем она почувствовала, как ее схватили и начали трясти.
– Проснитесь, мадмуазель! Проснитесь же!..
Со сдавленным криком Шарлотта открыла глаза. Сначала она не могла понять, вернулась ли к действительности, или все еще продолжается сон. Мужчина все еще был здесь, но выглядел уже не так кошмарно. А в следующее мгновение она узнала в нем капитана «Калипсо».
– Мадемуазель!
Она отпрянула и натянула одеяло до подбородка.
– Что вам понадобилось в моей каюте?
– Одевайтесь и следуйте за мной, пожалуйста!
Распахнулась дверь соседней каюты. В проеме возникла Элиза в длинном ночном пеньюаре.
– Что здесь происходит? – недовольно поинтересовалась экономка.
Она обменялась с капитаном несколькими словами, после чего в ее голосе зазвучала растерянность. Моряк говорил торопливо, взволнованно жестикулируя, а затем торопливо покинул каюту.