Другой дороги нет - Василий Головачев

– Мне почему-то кажется, что она… хорошая.

– Только мне всё кажется, только мне всё кажется, – пропел Веденеев вполголоса, с весёлой искрой в глазах, – что между мною и тобой ниточка завяжется.

Увидев удивление в глазах приятеля, он засмеялся, встал, похлопал его по плечу.

– Песня есть такая. Пошли, я тебе кое-что покажу.

Никанор забрал свою флягу, глянул на лицо уснувшей девушки, мысленно погладив её по щеке, и поспешил за штурманом.

В ангаре, где стоял остывший грузовик, похолодало.

Никанор ощутил смутное беспокойство, передёрнул плечами.

– Что-то изменилось, тебе не кажется?

– Конечно, изменилось, – кивнул Веденеев, почесав заросшую щетиной щеку. – Побриться бы…

– Я серьёзно.

– Мы снова между молотом и наковальней, дружище, отсюда и твои негативные ощущения. Полагаю, на помощь нашим прежним нанимателям придут раньше, Роза нас живыми не отпустит. Да и Лариса с её богодушскими покровителями не внушает доверия.

– Прекрати, она искренне сожалеет, что мы попали в эту ситуацию.

– Ладно, замнём для ясности. Надо найти оружие, с двумя автоматами, да ещё почти без патронов, нам не выстоять.

– У нас три автомата. – Никанор пальцем показал на лежащих у стены Велеса и бойца группы Ларисы. – И еще этот её «глушак».

– Невелика разница. Даже если нам удастся уйти отсюда, нас догонят и перебьют как крыс.

– Ларису сейчас нельзя никуда перевозить.

– В том-то и дело.

– Что ты хотел мне показать?

Веденеев полез в кузов грузовика.

– Иди сюда.

Никанор последовал за ним.

В кузове было темно, его стенки не имели щелей и свет не пропускали, поэтому вскоре стало видно свечение, испускаемое закруглёнными углами контейнера. Больше всего светилась выпуклая пряжка на широкой металлической стяжке, охватывающей контейнер как ремень старинного баула.

– Видишь? Раньше он не светился.

– Ну и что?

– Что, если там внутри прячется какая-нибудь радиоактивная дрянь? Бомба, ракета или взрывное устройство? Мы хорошо протрясли контейнер по буеракам, повредили оболочку, и теперь она фонит.

Никанор покачал головой:

– Я ничего не чувствую… да и Лариса сказала бы.

– Он ничего не чувствует, – хмыкнул Валера. – Радиация не пахнет, дружище. А твоя Лариса ещё не знает, что контейнер светится. Кстати, ты у нас без пяти минут экстрасенс, твоя интуиция не раз тебя спасала на трассах, и побеждал ты, в большинстве случаев предчувствуя препятствия. Напрягись, посмотри, что внутри.

Никанор слабо улыбнулся:

– Какой из меня экстрасенс…

– Попытайся хотя бы, может, получится.

Никанор прислушался к своим ощущениям, сосредоточился на содержимом контейнера, представляя его как зернистую массу наподобие лососёвой икры.

Первая минута медитативного созерцания истекла в тишине и молчании, не дав уму пищи для каких-либо оценок.

Потом Никанору показалось, что «икра» внутри контейнера оживает, собирается в червеобразные сгустки, которые объединились в корявую конструкцию в форме осьминога, и этот осьминог открыл глаза.

По нервам стегнул электрический разряд!

Никанор вскрикнул, зашатался, хватаясь за голову: показалось, что он ослеп!

Валера подхватил его, не дав упасть, помог выбраться из кузова, отвёл подальше от машины. С минуту Никанор судорожно дышал, пытаясь выгнать из головы сизый туман, прозрел, сердце начало успокаиваться.

– Дьявольщина!

Веденеев осторожно отёр его вспотевшее лицо платком.

– Что ты увидел?

– Это не бомба…

– А что?

Никанор сглотнул.

– Что-то живое…

Остановились в приюте на Эриде, после чего мотоцикл заглох и больше не подавал признаков жизни. Роза поняла, что либо в его аккумуляторах кончился заряд, либо пули, выпущенные кем-то из бойцов, повредили двигатель.

Харон отреагировал на её предположение абсолютно индифферентно: повернулся и зашагал вглубь приюта.

Роза, выругавшись, догнала его на втором этаже, в центральном отсеке управления.

– Надо возвращаться на Макфу, – сказала она на языке сефир, родном языке серпентоида Харона. – Группа перехвата прибудет туда через пару часов, надо её встретить.

– Там русские.

– Они сбегут.

– Не сбегут. – Проводник подключился к интерфейсу приюта. – Они заблокировали линию.

– Как заблокировали?! – не поверила Роза. – То есть мы к ним не попадём?

– Ни мы к ним, ни они куда-либо.

– Что же делать? Надо срочно сообщить вашим партнёрам!

Проводник не ответил, возбуждая операционное поле машины, поддерживающей приют в рабочем состоянии.

В окошках контроля, загоревшихся в толще «грибной ножки» монитора, замелькали цветные пятна и геометрические фигуры.

Роза понаблюдала за ними, но разобраться в мозаике изображений не смогла, картинки предназначались не для существ с бинокулярным зрением. Выдвинув из операционного блока стул, она села, доставая флягу. Вспомнила схватку в жилом отсеке станции, выругалась мысленно, пригрозив неизвестно кому: вы ещё попляшете, мерзавцы!

Харон закончил возиться с устройством через сорок минут. Вскинул руки над головой – как летучая мышь крылья, опустил, повернул голову к спутнице.

– Вам передали привет.

– Кто? – озадаченно спросила Роза.

– Шельмо.

– Кто это?

– Входит в окружение вашей семьи, один из главных Админов системы Герметикона на Земле.

– Я знаю только деятелей из российского отделения.

– Все они в одной лодке, что российские, что западные.

– А вы в какой лодке?

Харон помолчал, массируя запястья похожих на птичьи лапы рук, откинул капюшон, и Роза увидела удлинённый, покрытый роговыми наростами череп проводника. Этот череп не принадлежал человеческому существу.

Впрочем, она не раз встречалась с представителями иных Мамми-рас и, презирая их в душе, легко переносила брезгливое чувство.

– Первоотцы – не главные властители галактической маммианы, – ровным голосом проговорил проводник, накидывая на голову капюшон. – Их вотчина, после того как они разграбили десятки других миров, ваша Земля, где у них полно конкурентов. Я знаю, что вы считаете себя главной действующей фигурой, будучи дочерью потомка Первоотца, однако не обольщайтесь. Вам даже не удалось завербовать послушную команду для доставки посылки. Русские ненадёжны.