Русь измочаленная - Юрий Гаврюченков

— Не уберегли, — обронил Щавель, словно булыжник на лоб начальника стражи обрушил, у того аж колени подогнулись. — Зачем вы тут приставлены, пьяных обирать?

— Виноват, боярин.

— Ни защитить, ни покараулить, — отмерил Щавель, отчего городовые единовременно припомнили голову на колу. — Больница работает? Гони телеги, есть нужда в медицинской помощи. Убитых похоронить, Карп! Наших на кладбище, «медвежат» возле укрывища, как последних москвичей.

Когда городовые утекли исполнять приказание, Щавель оживился:

— Кто из твоих с огнестрелом обращаться умеет?

— Все умеют, — рассудительно ответил повидавший службу десятник. — Скворец метко стреляет, Храп сноровист в этом деле, что касается дульнозарядного. С калашей-то все палить горазды.

— Зови сюда Храпа, Скворца, Ерша, — решил использовать сработавшуюся пару дружинников старый командир. — Моих оболтусов тоже. Лузга, ты дочистил там? С нами поедешь.

— Хочешь «медвежат» достать? — спросил Сверчок.

— Они не спали, не ели, среди них раненые. Они далеко не уйдут. Догоним и поубавим их количество.

— Наши тоже не спали и не ели.

— Вчера дрыхли и жрали, пока хватит.

Сверчок поднялся бодрить личный состав, но спросил из гордости:

— Я бы с тобой поехал.

— Ты в больнице сиди, лечись. Отправь гонца с рапортом в Новгород и жди, когда Литвин подойдёт. Если к тому времени от нас не будет вестей, пусть немедленно выступает на розыски. На этом дворе вам больше нечего делать и так всю прислугу распугали. На больнице оборону занимайте, смотрите там, не проспите «медвежат». С одного раза селигерские могут не уняться, будут ещё мстить за ростовщика. Привлекай местную стражу караульную службу нести. Если что, сажай всех косячников в яму, а там князь рассудит.

— Так точно, — ответил Сверчок. — Всё будет по Уставу. Но ты возвращайся, боярин.

— Всяко может быть, на охоту едем.

* * *

— Вот твой шанс, не мешкай, действуй, — шепнул бард, когда Михан выходил из номера. — Со Скворцом будешь рука об руку, улучи удобный случай и поговори с ним о дружине. Скворец сейчас на повышение пойдёт. Пока ты рядом с ним внизу, цепляйся, будь как репей. Потом поздно может оказаться. Если за гриву не ухватил, то и за хвост не удержишься.

Щавель построил отряд у конюшни, окинул цепким взором.

— Работать сможешь? — спросил он Храпа. — Как твой бок?

— Смогу, — вскинул бородёнку плешивый ратник. — Рёбра не помеха, заживут.

Ёрш, разбивший до синевы левую руку, в вопросах не нуждался. Сразу было ясно — годен и рвётся в бой.

— «Медвежат» было полсотни. Из них три десятки атаковали нас и понесли потери в шестнадцать человек. Две десятки ошивались где-то в окрестностях, потрошили склеп на окраине и ушли в сторону Москвы, возможно, соединились с остатками нападавших, — обрисовал Щавель обстановку. — Наша задача догнать их, обстрелять и отойти. Затем произвести доразведку, снова обстрелять. У нас три ружья, обрез и два лука, у «медвежат» — два ствола. У нас превосходство в огневой мощи, у противника в численности. Надо осаживать их и удерживать до подхода подкрепления из Великого Новгорода. Задача ясна?

— Так точно, — дружно ответили ратники.

— Полчаса на сборы, посрать, перекурить, получить оружие. Разойдись! Парни, переобувайте берцы на старые сапоги. Ходить вам придётся много, а бегать тихо.

— А кони? — спросил Михан.

— Это у них будут кони и дорога, у нас — ноги и лес. Будешь прикрывать нас с Жёлудем. Если повезёт, получишь ружьё.

Михан загорелся. Щёки стали под цвет головного платка, грудь выгнулась колесом. Щавель тоже заметно оттаял, как всегда с ним случалось перед охотой, которых Жёлудь мог припомнить с детства немало. Но если раньше молодой лучник принимал в них участие только на подхвате — сготовь еду да обери трупы, — то теперь ему предстояло выйти на бой с хорошо обученным воинством.

— Я новый лук возьму? — спросил он.

— Бери, будешь издалека бить, — разрешил Щавель и, подождав, пока остальные уйдут, сказал: — Держись со мной рядом, не отходи, один не суйся, не геройствуй. Здесь братьев нет, никто тебя не спасёт. Подкрались, обстреляли и скрылись, пока погоню за нами не снарядили. Сидор с собой возьми, тул с запасными стрелами и не забудь покормить Хранителя.

Жёлудь подошёл к делу обстоятельно. Вскрыл корзины, опломбированные печатью новгородского арсенала, из одной, побольше, вытащил тул с осадными стрелами, из другой — тул со стрелами покороче, для отца. Казённый тул был цилиндром из вощёной холстины, с дном из бересты, натянутой на ивовые кольца, чтобы не помять оперение. Устье тула затягивалось шнурком и, распущенное, отгибалось наружу. В него влезало две дюжины стрел, тогда как в колчан умещалась дюжина.

Коней оседлали быстрых, самых лучших. Когда выезжали, возле двора у больничных телег начинали толпиться зеваки, взирая на разрушения и ведя пересуды. Такого на их памяти ещё не случалось.

— Чего уставились? — гаркнул на них Храп. — Своих дел нет? Живо за работу!

Сиволапые бурчали, но расходились, только чтобы дать проезд верховым. Как плетью обуха, так словом не перешибёшь глубинного обывательского любопытства.

— А ты скандальный мужичонка, — Лузга дал шенкеля каурому Фёдорову жеребцу и присоседился к плешивому ратнику. — Тебя в детстве, наверное, лупили как сидорову козу за вздорный нрав? Тебя за что Храпом прозвали?

— Мать назвала. Я орал громко, — засмеялся Храп и перекосился на больной бок. — К чёрту тебя, Лузга, уморишь!

По улицам прошли быстрым шагом, за городом пустили рысью. От былой допиндецовой насыпи почти ничего не осталось, тракт проложили севернее, в обход проклятых земель, и дорога на Москву превратилась в унылый просёлок, почти не разъезженный телегами. Он был изрыт коваными копытами, множеством следов. Через три километра нашёлся перекрёсток, с которого можно было уйти на Торжок, но селигерские проследовали мимо. «Куда же они гонят?» — забеспокоился Щавель. В Поршинце мужики поведали, что на рассвете через деревню прошёл отряд. Многие ехали как раненые, и было много коней с пустыми сёдлами.

— В Москву рвутся, — озвучил Щавель свои самые мрачные догадки. — Там вся сила манагерская. «Медвежата» освободили Бандурину и сопровождают в Кремль. Когда она сядет на трон, Орда нам добрым соседом покажется. Тут и конец Святой Руси.

И хотя поршинцы не приметили бабы в отряде, охотников будто ледяной водой окатило. Немедля пустились вдогон почётному конвою, горя желанием осадить воцарение эффективной мрази. В версте от деревни их ждал, однако, сюрприз. Конские следы уходили с просёлка вправо на заросшую лесную дорогу. Щавель спешился, осмотрел развилку. Все как есть свернули в лес, ни один не поехал прямо. «Или в Осташков её повезли? — засомневался Щавель. — Совсем с глузду съехал Медвепут Одноросович, для чего возжелал Даздраперму Бандурину? Куда с ней тягаться, эта тварь его разом схрумкает и кепку выплюнет». Опустился ничком, приложил ухо к земле, но топота коней не услышал. «Вот почему они не пошли по нормальной дороге, решили отсидеться в лесу, — улыбнулся про себя старый командир. — Заберутся на версту, выберут поляну и будут отдыхать».