Не уверен - не умирай! Записки нейрохирурга - Павел Рудич

По окончании планерки завурологией хлопнул патанатома по спине и сказал:

– Не ссы, Рувимыч! Лето кончится, зима у нас длинная и морозная. Откроешь окна в морге, и твои жмурики отлично сохранятся до весны. Только смотри, чтоб кто-нибудь не убежал, как в прошлый раз.

Хирурги одной больницы почти весь дареный алкоголь сдают за полцены в круглосуточный магазинчик «24». Магазину впору менять вывеску: в продаже только элитный алкоголь!

Наша медсестра попросила подлечить свою деревенскую бабушку.

Спина у старушки заболела.

Сестра говорит:

– Пусть бабуля хоть отдохнет чуток. Может, ей сердце еще подлечить заодно, суставы. Да и мы от нее отдохнем! Пока она лежит – дом в деревне в порядок приведем, на огороде все сделаем. Она ведь замучает своими советами и придирками! Все ей не так да не эдак будет.

Рассказала, что возится бабушка целыми днями на огороде и по дому. Все – одна. Дед, как водится, слаб здоровьем и подвержен пьянству. Пьянство в наших деревнях – удручающее! Пьют все и не считают это за грех.

Спрашиваю у деревенского священника:

– Поди, самогоном травится народ на селе?

– Какой самогон! Наведут сахара с дрожжами, сделают брагу для перегонки в самогон, а гнать – лень и долго. Пьют прямо это мутное «сырье», даже не фильтруя. А от браги, сами знаете, какое случается! Помоги им, угодник Божий Вонифатий!

Госпитализировали мы старушку к себе. Типа – по блату. Ходит она – буквой Г: переломлена в пояснице и носит туловище параллельно земле. Назначили массаж, физиолечение. Показали терапевтам. Те назначили свое лечение. Очень щадящее. Через два дня бабушка-старушка стала умирать! Ходить перестала. Появились боли в сердце, одышка. Губы – синие, не ест, не спит. Молится Богу и плачет. По три раза за день к ней по «cito!» кардиологов вызывали. Так, думаю, до реанимации дойдет.

Тут приходит наша медсестра, родственница этой умирающей старушки, и говорит:

– Что тут поделаешь! Давайте заберем мы ее домой. Что ей на казенной койке умирать! Деревенские ведь могут сказать, что мы ее специально в больнице уморили. Дом, мол, хотим к рукам прибрать. Выписывайте. Только, если можно – с машиной помогите. Лучше – «уазик». А то по нашей грязи на другой машине до деревни не доехать.

Затем эта сестра рассказала, что дня три старушка отлеживалась. Потом выползла на огород. Увидела, что в ее отсутствие огород окончательно загубили. Взвыла и запричитала. Деда – прибила. Родственников разогнала и все так же, параллельно земле, стала все перекапывать и пересаживать. Все боли в сердце и одышка – прошли. Умирание было отложено до лучших времен.

Родственникам надеяться на наследование дома и огорода, я думаю, теперь не стоит. Старых людей, как антикварные часы, – лучше не ремонтировать: ломаются окончательно.

Зав абдоминальной хирургией, увидев толстяка, всегда говорит одно и то же:

– Вот ведь достанется такой кому-то на операцию! Намучается!

Я же, завидев лысый череп или стриженного под ноль, тут же начинаю мысленно чертить на такой голове схему Кронлейна и намечать линии разрезов для трепанации черепа.

Смотрит на меня белыми глазами и молчит. Огромный такой парень, лежит, с трудом помещаясь на казенной койке, в тюремной больнице. Лежит он прямо на грязном лоснящемся матрасе. Такая же подушка – под головой. Скользкая трубка капельницы убегает куда-то под серое одеяло. Рядом, на тумбочке, жестяная миска с холодной кашей, из которой торчит вареный рыбий хвост.

Сопровождающий меня тюремный врач, поймав мой взгляд, сказал:

– Усиленное питание!

Пахнет гнилой капустой и моргом. Ловлю себя на том, что стараюсь ни к чему здесь не прикасаться – как в туалете плацкартного вагона. Вот ведь, думаю, твою мать, ну совершил человек преступление, наказали его по закону – лишили свободы. Но написано ли в этом законе, что человека надо наказывать еще и грязью, холодом, мерзкой пищей и жестокостью? Этот еще и заболел. Поди ведь и не лечили ни фига!

До постройки этой тюремной больницы заключенных с хирургическими проблемами содержали у нас, в областной больнице. На территории отделения урологии была оборудована палата-камера. Рядом с металлической дверью этой камеры всегда сидел солдатик внутренних войск с автоматом. Поверх формы его обязывали надевать белый халат и шапочку. Выглядел он уморительно!

Сестрички урологического отделения делали больным зэкам уколы, раздавали лекарства. Они утверждали, что заключенные – самые дисциплинированные и любезные больные. Однажды, чтобы тем было не скучно, сестры принесли им радиорепродуктор. Было такое чудо техники: втыкаешь в розетку «радио», и дундит оно тебе целый день про успехи на полях, мартеновских печах и о Большом театре с лебедями. Зэки этот прибор разобрали и сделали кипятильник. Стали варить чифирь. Чай им приносили все те же сердобольные сестры.

Когда построили при «зоне» больницу, многие наши врачи ушли туда за большими деньгами. За «гробовыми». По старой дружбе они частенько обращались за помощью к нам, врачам областной больницы.

Вот и об этом больном позвонили мне домой:

– Понимаешь, здоровый такой лоб, все на голову жаловался и на зрение. Мы думали – мульку гонит. А он выдал судороги на целый час и так с тех пор три дня – без сознания. Но дышит хорошо и давление держит. Взял бы ты своего чудо-офтальмолога, да и посмотрели бы мужика.

– А до нас что – не довезти?

– Какой там! Да и начальство лагеря не разрешит. Он особо опасный, «полосатик». Ему надо усиленную охрану выделять на перевозку, на содержание в больнице. Нет, исключено! И потом: может, он все-таки притворяется?!

Приехали мы с Генрихом в тюрягу. Нейроофтальмолог Генрих посветил своей лампочкой через стеклышко больному зэку в глаза и присвистнул:

– Он в самом деле не видит: двухсторонняя атрофия зрительных нервов!

Стал и я стучать и слушать. Кома I. Речевой продукции – нет, сам на обращенную речь – не реагирует. Зрачки разные: левый шире правого. Лицо – асимметричное. Движений в правых конечностях – нет. Ультразвуковым доплером я определил, что мозг смещен на 11 мм слева направо. Есть-таки в голове какой-то «объем»! Может быть – гематома, может быть, опухоль или абсцесс. Спешить надо, однако.

Спрашиваю у местных медиков:

– Его по голове не били? Сам не падал?

Местные такие предположения отвергли:

– Кто ж такого амбала ударит? Да он и сидит в одиночке. Даже гуляет один. Нет, все постепенно развивалось.