Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты - Диана Чемберлен

А потом Пол получил от Анни письмо из Китти-Хок.

«Дорогой Пол, тысячу раз я мысленно писала тебе это письмо, и у меня ничего не получалось. Но откладывать больше нельзя. Я познакомилась с парнем по имени Алек и влюбилась в него. Я не ожидала, что это произойдет со мной, Пол. Пожалуйста, поверь мне. Я уехала из Бостона, думая только о тебе, хотя я чувствовала, что наши отношения стали не такими, как прежде. Я все еще люблю тебя и, думаю, буду любить всегда. Благодаря тебе я поняла, что принимать – это такое же проявление любви, как и давать. Господи, Пол, меньше всего мне хотелось причинить тебе боль. Сомневаюсь, что осенью вернусь в Бостон. Вероятно, мы больше не увидимся. Прошу тебя, умоляю, прости меня.

Анни».

Пол сначала собирался отправиться в Северную Каролину и разыскать ее, потребовать, чтобы она вернулась к нему, но понимал, что это бессмысленно. Мысли о самоубийстве не давали ему покоя. Пол перестал ездить на машине по вечерам, потому что его так и подмывало вывернуть руль и направить автомобиль через белую разделительную полосу на встречный поток транспорта. Иногда он часами просиживал в кухне, глядя на лезвие ножа и представляя, как оно перерезает ему вену.

Он перестал играть в театре и остаток лета провел дома. Сестры суетились вокруг него, родители пытались заставить проглотить хоть кусочек. Они обращались с ним как с больным, как с переживающим ломку наркоманом, каковым Пол, по сути, и был. И все-таки он не мог слышать, когда сестры называли Анни двуличной сукой.

Когда Пол вернулся в колледж, он был похож на зомби. Он пробовался на роль в новой пьесе, но Гарри Сондерс сказал, что в нем нет жизни, и взял на роль другого, хотя Пол знал, что изначально режиссер предназначал эту роль ему. Пол потерял интерес к актерскому искусству и переключился на журналистику. В ноябре кто-то из подруг Анни сообщил ему, что Анни вышла замуж за Алека О’Нила. Пол решил, что для ее родителей ирландец оказался предпочтительнее итальянца.

И для нее самой тоже.

Теперь Алек звонил Оливии по вечерам. Первый раз у него для этого был предлог. Он вспомнил, как она говорила, что выступала в ток-шоу после публикации книги. Алек легко мог представить ее на телеэкране – Оливия была красивой, естественной и говорила убедительно.

– Вы не выступите от имени комитета? – спросил Алек, когда позвонил ей в первый раз. Детей дома не было, он сидел в одиночестве в гостиной, глядя, как лучи заходящего солнца заливают песок жидким золотом. – У нас много предложений выступить, а после публикации брошюры их станет еще больше. Одному мне не справиться.

– Но я ничего не знаю о маяке, – возразила Оливия.

– Я расскажу вам все, что вам нужно знать.

Оливия замялась, и Алек уже спрашивал себя, не слишком ли много он от нее требует.

– Почему маяк так важен для вас, Алек? – спросила Оливия.

Он посмотрел через комнату на десять маленьких овальных окошек в торцевой стене дома, закрытых витражами. В неярком свете сумерек рисунок был едва различим.

– Там я встретил Анни, – просто ответил он. – В то лето мы с друзьями ремонтировали дом смотрителя. Я только что окончил колледж. Анни путешествовала по побережью, и однажды вечером мы с ней одновременно оказались у маяка. Полагаю, он стал для меня символом.

– Хорошо, я выступлю. Если только мне не помешает работа в больнице.

– Замечательно. – Алек не надеялся так легко ее уговорить. – Кстати, вчера вечером я наткнулся на Пола в супермаркете.

– В самом деле? – В голосе Оливии прозвучала тревога. – И что вы ему сказали?

– Я просто задал ему несколько вопросов о его фантазиях.

– Надеюсь, вы шутите? – спросила она после долгого молчания.

– Разумеется, шучу. – Алек нахмурился. – Но такие шутки вам не по душе. Я не ошибся?

– Нет.

– Не волнуйтесь, – успокоил ее Алек. – Мы говорили только о маяке.

Он позвонил и на следующий день, и через день, на этот раз уже не придумывая причину для звонка. На четвертый день Алек вернулся домой поздно, потому что отвозил Клая в Дак. Сыну предстояло провести пять дней в колледже, чтобы окончательно выбрать, чем он станет заниматься. Алек решил, что в половине одиннадцатого Оливии звонить поздно, и день показался ему каким-то незавершенным. Впервые за последние несколько недель одиночество в постели снова стало тяготить его. Поэтому Алек все-таки взял телефон и набрал номер Оливии, который уже выучил наизусть.

Когда она ответила, ее голос был сонным.

– Я вас разбудил, – забеспокоился Алек.

– Нет. То есть да, но это ничего.

Повисло молчание. Алек вдруг осознал, что говорит с ней, лежа в кровати, и что Оливия тоже лежит в постели. Он легко мог нарисовать себе ее образ. Шелковистые прямые волосы, белоснежная кожа, зеленые глаза.

– Сегодня я отвез Клая в Дак, – наконец сказал Алек. – Я так себя странно чувствую, потому что он впервые не ночует дома.

– Возможно, вам с Лэйси теперь будет легче найти общий язык.

– Едва ли. – Алеку становилось не по себе при мысли, что ему предстоит провести четыре дня без Клая, который хоть немного снимал напряжение, возникшее между отцом и дочерью.

Оливия потратила три вечера на телефонные разговоры, чтобы убедить Алека хотя бы попытаться наладить отношения с Лэйси. Наконец в среду он заглянул в комнату дочери перед завтраком. Она собиралась в школу и надела чересчур короткие желтые шорты и футболку из магазина спортивных товаров, где работал Клай. Когда появился отец, девочка разыскивала потерявшуюся сандалию.

Алек присел на краешек кровати.

– Давай придумаем, чем нам заняться сегодня вечером, Лэйси.

Девочка подняла на него глаза.

– С какой стати?

– Мы же раньше так делали. Помнишь? Мы проводили много времени вместе.

– Сегодня вечером я договорилась погулять с Джессикой.

– С Джессикой ты встречаешься каждый вечер. Да ладно тебе, Лэйси. Удели отцу немного твоего драгоценного времени.

Она прислонилась к стене рядом со шкафом, держа в руке сандалию.

– И что мы станем делать?

– Что захочешь. – Алек пожал плечами. – Тебе нравился боулинг.

Лэйси пренебрежительно хмыкнула.

– Не хочешь? Тогда можно пойти в кино.

– Я уже видела все фильмы, которые идут в здешних кинотеатрах.

– А как насчет ночной рыбной ловли? Когда-то ты это любила.

– Ага, когда мне было восемь лет.

Алек вздохнул:

– Тогда помоги мне, Лэйси. Предложи что-нибудь сама.

– Уже придумала. – Девочка оживилась, и в Алеке шевельнулась надежда. – Я могла бы погулять с Джессикой, а ты бы остался дома с твоими обожаемыми фотографиями старого маяка.