Дикое правосудие - Хилари Боннер

Она направилась к столу Тима. Когда она рассказала ему, что ей надо, он радостно улыбнулся в ответ — казалось, хорошее настроение никогда не покидало его, — так и слава богу, он же еще совсем молоденький — и тут же выудил из ящика стола Европейскую конвенцию о правах человека и британский Акт о правах человека. Тим был в полном смысле слова современным репортером.

— Я могу еще чем-то помочь вам? — спросил Тим, когда Джоанна уже собралась вернуться на свое место.

У Тима было по-мальчишески открытое лицо, темные вьющиеся волосы и еще более темные глаза. С такой внешностью он, несомненно, считался красавчиком, и ни в одной газетной редакции ему бы не позволили оставаться «ничьим».

Тут же прокрутив в голове все варианты эффектных ответов, Джо бросила через плечо обычное «нет, спасибо»: ей не хотелось уподобляться матерым журналистам, с которыми ей приходилось иметь дело, когда ей было столько же, как сейчас Тиму.

Вернувшись за свой рабочий стол, она прежде всего открыла небольшой пурпурный буклет с четырьмя белыми европейскими звездами на обложке — Европейскую конвенцию о защите прав человека — и, отыскав седьмой протокол, принялась читать четвертую статью.

Параграф 1 все так же подтверждал право не быть судимым повторно за преступление, в котором обвиняемого оправдали.

Параграф 2 приводил дополнительное условие, незнакомое британскому закону. Повторное рассмотрение дела в суде возможно, «если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела».

«А при обвинении О’Доннелла в убийстве Анжелы Филлипс имелся целый ряд существенных нарушений», — размышляла Джоанна. Но, к сожалению, они были не того масштаба, чтобы повлечь пересмотр дела. А вот «новое обстоятельство» налицо.

Джоанна внимательно просматривала буклет. У Тима Джонса были отмечены статьи, которые должны были войти в британский Акт о правах человека. Филдинг напомнил ей, что Акт вступит в силу 2 октября 2000 года. Четвертой статьи седьмого протокола среди них не было. Джоанна нисколько не удивилась. Она и не ждала от нового закона многого. Конечно, теперь она уже не та журналистка криминальной хроники, какой была раньше, и, наверное, в каких-то вопросах схватывает не так быстро, как когда-то, но наверняка она не пропустила бы грядущие изменения в законе, если бы там было что-то серьезное.

Потом Джоанна покорно пролистала Акт о правах человека, пока не добралась до шестого раздела: «Действия органов власти не должны нарушать какое-либо из прав, закрепленных в Европейской конвенции о защите прав и свобод человека».

Несомненно, суд — это орган власти. С другой стороны, новый закон не такой уж однозначный. Но если соединить эти два предложения вместе, то, возможно, получится самое крупное, фундаментальное изменение всей базы британского законодательства со времен Великой хартии вольностей.

Джоанна почувствовала, как где-то в районе позвоночника появился знакомый репортерский зуд, который она испытывала всякий раз, сталкиваясь с чем-то неординарным. С тем, что реально могло вылиться в сенсацию, — и все прочие ее аргументы тут же угасали. Она ничего не могла поделать с собой. И раньше никогда не могла. Она была прирожденной журналисткой.

Джоанна заставила себя оторваться от размышлений, отложив решение до утра. Сейчас не стоило ничего предпринимать, в том числе и разговаривать с Полом. Кроме всего прочего, вряд ли он придет в восторг, узнав, что в ее жизнь вернулся Майк Филдинг. Поэтому Джоанна решила дать себе время успокоиться и все хорошенько обдумать. Похоже, Филдинг еще не забыл, за какие ниточки следует потянуть, чтобы она снова оказалась с ним заодно. И это ей совсем не нравилось. Она злилась на него с самого начала их разговора и вдруг поняла, что злится и на себя. Как она и предполагала, Пол в самый последний момент действительно уклонился от званого обеда, предоставив ей извиняться за них обоих. Она не винила его, прекрасно понимая, какой напряженный график работы у главного редактора ежедневной газеты, а идти одной ей не хотелось. В какой-то степени она была даже признательна ему за возможность остаться сегодня вечером наедине с собой.

Направляясь в Ричмонд, Джо продолжала размышлять и за рулем — теперь «БМВ». Если она сделает еще хотя бы один шаг, она рискует все-таки ввязаться в это дело, как в профессиональном, так и в личном плане.

С Филлипсами тоже было не все так просто. Честно ли с ее стороны снова ворошить их прошлое? Поблагодарят ли они ее за это, даже если удастся привлечь О’Доннелла к суду? Посчитают ли они, что овчинка стоит выделки? Джоанна вздохнула. Может, и посчитают, но наверняка никогда уже не смогут рассматривать все, связанное с этим делом, объективно. А ей необходим именно такой подход. Ведь ей тоже нелегко решиться: снова работать в связке с Филдингом, снова бояться, что репортерский зуд, какого она не испытывала уже много лет, не позволит ей вовремя прислушаться к доводам рассудка.

Существовало еще и множество подводных камней. Но, хорошенько поразмыслив, Джоанна уже ничуть не сомневалась, что Филдинг был прав, когда сказал, что хороший адвокат сможет вытянуть это дело. Когда имеешь дело с судом, действующим по нормам статутного и общего права, может случиться все, что угодно, но порох в пороховницах у нее еще был. Лазейка, позволяющая заполучить от О’Доннелла биологический материал для ДНК-анализа, похоже, находилась в Акте о правах человека. Конечно, Майк прав, что обвинение, предъявленное в частном порядке, — это событие сенсационное, ошеломляющее и просто выбивающее землю из-под ног. И «Комет» могла бы сорвать большой куш. Могла бы снести яичко, которого хватило бы не на одну передовицу. Господи, проект-то какой заманчивый!

К следующему утру Джоанна приняла решение. Она, по крайней мере, свяжется с Филлипсами и разузнает, как они отнесутся к предъявлению частного обвинения.

За завтраком с Эмили — хлопья для дочери и «пустой» чай для нее, поскольку она никогда не любила есть, едва встав с постели, — Джоанна продумала план действий. Сегодня как раз был один из ее нерабочих дней. Пол уже уехал на машине с личным водителем на утреннюю планерку. Джоанна плохо понимала, как ему удается столько работать, как он это выдерживает. Вдруг она заметила, что Эмили о чем-то спрашивает ее:

— Так можно, мам?

«О боже!» — испугалась Джо: неожиданно до нее дошло, что она не слышала ни слова из того, что уже несколько минут ей рассказывала дочка.

— Можно — что?

— Ну, мам, можно, я сегодня останусь ночевать у Элис?

Джо разрешила. Да и выбора у нее особого не было, если она даже не смогла уделить дочери немного внимания. Она накрыла своей рукой руку Эмили, стараясь загладить неловкость.

— А в субботу мы поедем с тобой за покупками, только ты и я, и, может быть, поищем ту новую компьютерную игру, которую ты так хотела получить.

Эмили прямо засияла. Как и многие современные ребятишки, она становилась сама не своя, когда дело касалось компьютера. Джо чувствовала себя немного неловко. Почему в таких случаях у нее возникало ощущение, что она покупает любовь дочери? Эмили — умная, не по годам развитая девочка, и у Джоанны иногда даже складывалось впечатление, что их дочь вполне могла бы обойтись без родителей. Смешно, конечно. Ей всего лишь одиннадцать. А если она слишком рассудительна, так это потому, что на ее характер повлиял стиль жизни родителей, которые, как говорится, летают высоко. В этом и заключалась главная причина, подпитывающая в Джо скрытое чувство вины. Она души не чаяла в Эмили, но не была матерью в классическом понимании. Чтобы окончательно загладить свою вину, Джоанна решила отвезти Эмили в школу сама, — обычно это делала гувернантка.