Атомный спецназ - Анатолий Гончар

— Можешь готовить наградные! — уверил его куратор и, не дожидаясь реакции, положил трубку на место. В голове вертелась радостная мысль — «Дело сделано». Но тут же ее догоняла другая: «Не спеши, дело сделано только наполовину, и руки умывать еще рано».

«Неплохо, совсем неплохо, даже отлично! — генерал Зубов, получив приказание, не очень торопился приступить к его выполнению. Пять минут, по его мнению, сейчас ничего не решали. Он прошел к бару и впервые за последнее время налил и тут же опрокинул в себя рюмку водки. Стало совсем здорово. Он опустился в кресло и позволил себе несколько минут раздумий. — Курочка снесла золотое яичко. Вот только как им распорядиться? Расконсервировать и уничтожить или… Или поставить на боевое дежурство? Вот только оценит ли такую инициативу президент? Пора бы нашему куратору доложить ему о возникшей и так успешно решенной проблеме. Или он решил не торопиться и подать все на блюдечке с голубой каемочкой? Пожалуй, что так, пожалуй, что так. Надеюсь, информация у Сохатого исчерпывающая и много времени на поиски не потребуется. Что ж, начнем готовить людей…»

В дверь постучали, отвлекая Константина Ивановича от его мыслей.

— Входи! — радушно разрешил он.

— Вызывали? — открыв дверь в кабинет, совсем не по-военному поинтересовался полковник Ракшин.

— Вызывал, вызывал. Срочно выйди на наших ребят в группировке. Вертолет на вылет. Забираем нашего героя! — последнее слово было сказано без всякого сарказма, и полковник недовольно поморщился, что не укрылось от острого генеральского взгляда.

— Что нос воротишь? Не нравится он тебе? Ну и хрен с ним, что не нравится. Задачу он выполнил? Выполнил! Мы в шоколаде? В шоколаде! А на остальное наплевать! Давай дуй на ЗАС, и как только освободишься, сразу ко мне. Подумаем, кого включить в поисково-досмотровую группу. Старшим я думаю назначить тебя. Не возражаешь?

— Возражаю, Сергей Николаевич! — решительно отказался полковник.

— Боишься, что ли? — не понимая причины такого отказа, Зубов усмехнулся.

— Нет. Не хочу примазываться к чужой славе, — полковник позволил себе улыбку.

— Похвально! — генерал покачал головой в знак одобрения. — Не хочешь так не хочешь, неволить не стану. Но имей в виду, и предлагать дважды тоже не буду.

— Я понимаю, — с неким оттенком грусти подтвердил свое решение полковник.

— Ну, раз так, значит, не судьба, — генерал Зубов потер друг о друга ладони, встал из-за стола, широко улыбаясь, прошел к бару, налил себе новую стопку. Поднял ее вверх, посмотрел на свет, оставшись довольным, сделал вывод: — Как слеза! — выпил, крякнул, не закусив, вернулся за стол. — Да, не судьба. Зря ты так, Алексей Степанович, зря. Ты ведь только что, можно сказать, от звания Героя Российской Федерации отказался!

— Не судьба! — вслед за генералом повторил полковник, и они оба понимающе улыбнулись.

— Тогда, значит, действуй. А к ордену я тебя все равно представлю! — вынес свой вердикт генерал Зубов.

— Служу Российской Федерации! — почти всерьез отозвался полковник, после чего отправился выполнять полученные поручения.

В ожидании вертолета Андрей Викторович забился в самые густые заросли, постелил коврик, накрылся пуховым спальником и закрыл глаза. Спать он не собирался, тем не менее проведшим бессонную ночь глазам требовался отдых. Погрузившись в свои мысли, Андрей Викторович почти не замечал назойливого жужжания одиночного комара, усиленно старавшегося напиться свежей крови. Но едва тонкое жало коснулось холодной человеческой кожи, как стремительное движение ладони разметало крохотное тельце на десятки неопознаваемых кусочков. Мир Андрея Викторовича на какое-то время погрузился в тишину, нарушаемую лишь однообразным шелестом листьев. Когда невдалеке протопал спугнутый кем-то медведь, Андрей Викторович приподнялся и взглянул на часы. По его прикидкам, до момента прибытия вертолета оставалось минут двадцать.

«Чехи»

«Тихо!» — Абу-Муслим приложил палец к губам. Пригнувшись, прошел еще пяток шагов и, распластавшись по земле, медленно пополз. Алан Лаудаев и Ваха повторили его действия. Справа, слева, казалось бы, повсюду кипел бой. Повсюду были враги. И куда идти, куда ползти? Но Абу-Муслим полз, время от времени поворачиваясь и удостоверяясь, что остальные не отстали и ползут следом. Один раз Абу-Муслим остановился и некоторое время лежал, слушая, как совсем рядом, стреляя, матерится какой-то русский, решал, как лучше поступить. Так и не решившись, Абу-Муслим поманил рукой застывшего в ожидании Ваху.

«Ползем дальше».

И вновь долгое, бесконечно долгое переползание. Буквально по сантиметрам Акаев, Лаудаев, Ваха продвигались все выше и выше по склону хребта, оставляя за спиной не подозревавшего об их присутствии, добивавшего последний магазин Агеева и бьющихся до последнего братьев-вахаббитов. Перед широким пустым прогалом Абу-Муслим остановился вновь. Повернулся к ползущим позади, поманил рукой.

— На счет три, — прошептал он, показывая стволом на открытый участок.

Алан и Ваха понимающе кивнули.

— …два, три, — вскочив почти одновременно, согнувшись в три погибели, они бросились бежать со скоростью чемпионов мира в спринте. Похоже, их маневр не заметили. Над головой не пронеслось ни выпущенных очередью пуль, ни визжащих в своей ярости осколков.

Тяжело дыша, готовый выплюнуть собственные легкие, Муслим вбежал в кусты шиповника и, не обращая внимания на рвущие одежду и раздирающие кожу шипы, повалился в его гущу, рядом беспорядочно упали Алан и Ваха.

— Идем! — парой минут спустя, слизнув с разодранного запястья выступившую кровь, Акаев поднялся и, с трудом переставляя ноги, двинулся к вершине. Послышавшееся за спиной шевеление убедило его, что и остальных уговаривать не придется. Он не оборачивался ни когда наискосок пересекал хребет, ни когда спускался по его другую сторону, ни когда вышел на относительно ровный участок и, не сбавляя шага, углубился в лес, скрываясь в его чаще. Алан Лаудаев догнал Муслима и теперь шел рядом. Мрачный, как туча, Ваха попыток вернуться к брату не делал. Он бежал рядом с телохранителями, выпучив глаза и тяжело дыша, но не отставая ни на полшага. Вскоре трескотня автоматического оружия и грохот боя, доносившиеся до убегающих, начали стихать, снизойдя на отдельные очереди и выстрелы. Когда же пальба окончательно стихла, крепившийся из последних сил Ваха остановился, опустился на колени и, не таясь, не скрывая своих слез, заплакал навзрыд.

— Идем, — дав юноше пять минут на излияние чувств, Абу-Муслим коснулся его плеча. — Мы отомстим! — уверенно заявил он, и Ваха благодарно кивнул. После чего, в последний раз шмыгнув носом, опершись на автомат, встал, и все трое уцелевших в схватке боевиков уже не спеша зашагали дальше.

Звук моторов не явился неожиданностью для уходивших, но вот только звучал он на непривычной ноте.

— «Черная акула», — уверенно заявил Абу-Муслим, но не угадал. Над лесом кружил не КА-50 «Черная акула», и не КА-52 «Аллигатор», а какой-то странный силуэт, сильно напоминающий все ту же пресловутую «двадцатьчетверку», но более угловатый, со скошенным носом и более тонким, давящим на уши звучанием двигателей.