Россия в огне Гражданской войны: подлинная история самой страшной братоубийственной войны - Армен Гаспарян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не забывал в Галлиполи и о главном: их борьба не закончена. Всем, кто думал иначе, сразу же советовали вспомнить про покушение на их главнокомандующего. От захваченного Францией русского флота у Врангеля осталось одно судно – яхта «Лукулл». По международным законам – последний форпост правительства Юга России. 15 октября 1921 года в 16.30 большой пароход «Адрия», шедший под итальянским флагом, при хорошей видимости и спокойном море внезапно повернул на полном ходу в сторону «Лукулла», стоявшего на рейде. Тревожных гудков пароход почему-то не давал, лишь пытался выбросить якоря в 200 метрах от яхты, когда столкновение было уже неизбежным. Удар пришелся на левый борт – точно в помещение, занимаемое Врангелем. Совпадения и случайность сразу бросаются в глаза, не правда ли? Но на этом они не заканчиваются.
Не спустив шлюпок и не бросив спасательных кругов, пароход немедленно отошел от места происшествия. Сам барон с женой и адъютантом по счастливой случайности незадолго до катастрофы съехал на берег в одно из посольств, и только по этой причине остался жив. В ходе следствия капитан Симич и лоцман Самурский ссылались на сильное течение, лишившее пароход возможности маневрировать. У русских не было сомнений, кто истинный виновник происшествия. Но прямых улик не было, и все списали на «несчастный случай». Полковник Корниловского ударного полка Михаил Левитов в своих воспоминаниях отметил: «Всюду руководят красные агенты. Но мы никогда не опустим своего знамени и донесем его до родной земли. Сильна наша армия, есть еще порох в пороховницах, есть силы для борьбы. От этой пилюли поперхнется не один большевик».
И все же, несмотря на все удары и трудности, Врангель сумел выиграть очередной этап борьбы за будущее русской армии. Ее переброска на Балканы постепенно завершалась. Новогодний приказ Главнокомандующего гласил: «Наш пароль – Отечество. Мы выполним свой долг!» Сам барон выехал в Сербию 26 февраля 1922 года с последним эшелоном. И, несмотря на запрет союзнических властей, Врангель остановился в Галлиполи и выступил перед войсками. Как вспоминали потом участники прощального парада русской армии перед своим Главнокомандующим, на всех огромное впечатление произвели его слова: «Спасибо и низкий поклон вам за вашу службу, преданность, твердость, непоколебимость».
Из-за нехватки транспортных средств в Галлиполи оставалось около тысячи человек под командованием генерала Мартынова. Из лагеря они переселились в город и небольшими группами постепенно переезжали в Венгрию. Последний белый офицер покинул Турцию в мае 1923 года. Согласно приказу барона Врангеля «В память пребывания русской армии в военных лагерях на чужбине» был учрежден специальный знак – черный крест, с датами 1920–1921 года и надписями «Галлиполи», «Лемнос», «Бизерта». Первые экземпляры были самодельными, из консервных банок, но ценились владельцами иной раз даже больше ордена Святого Георгия. Как говорил генерал Кутепов, наш дух веры в Россию бережет этот крест.
Мне доводилось держать в руках один из знаков, сделанных в Галлиполи. Он производит очень сильное впечатление. Грубая, кустарная работа. Никакого изящества. Но сколько же в этом знаке любви к Родине и верности своим идеалам! Не убежден, что в истории мировой фалеристики найдется хоть один знак, сопоставимый с галлиполийским крестом.
После переезда из турецких лагерей Донской корпус расположился на юге Болгарии. Самые боеспособные белые части – корниловцы, марковцы и дроздовцы – были расквартированы на севере страны. «Цветные» полки заняли пустые казармы распущенной по итогам Первой мировой войны болгарской армии. Врангель депонировал в Софийском банке сумму, достаточную для пропитания частей в течение года. По приказу генерала Кутепова с 20 января 1922 года войска приступили к регулярным занятиям по программам мирного времени. Казалось бы, жизнь постепенно налаживалась. Но это только на первый взгляд.
Надо сказать, что отношение к себе белогвардейцы встретили двоякое. Со стороны правительства, правой и умеренной общественности – действительно весьма теплое. Звучали речи о «потомках Шипки и Плевны, которые воскресят Русь и по-братски, рука об руку, пойдут вперед вместе с братьями-славянами». На параде, устроенном генералом Кутеповым, присутствовал болгарский военный министр, а осиротевшее интендантство безвозмездно отпустило армии Врангеля сукно и кожу на обувь. Среди гражданских беженцев была организована регистрация добровольцев для пополнения белых частей.
Но в Болгарии были очень сильны позиции коммунистов. Щедро подпитываемые Москвой сторонники мировой пролетарской революции позволяли себе даже диктовать условия правящей Земледельческой партии. В результате на врангелевцев посыпались яростные нападки, начиная с митингов и демонстраций и заканчивая требованиями к правительству немедленно силой посадить всех белогвардейцев на корабли и отправить с глаз долой в Россию. Одна из парижских газет писала в те дни: «Горько было слышать, как толпа скандирует: “Вы всю жизнь пили русскую народную кровь, а теперь приехали пить нашу”».
Масла в огонь активно подливало и большевистское правительство. 3 апреля 1922 года последовала дипломатическая нота Украинской ССР, в которой выражался решительный протест против приема армии Врангеля в Болгарии. Большевики недвусмысленно дали понять, что воинские части, размещенные и снабжаемые Софией, в случае любых их действий против Советской России будут рассматриваться как регулярные части болгарской армии. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Выстрел, что называется, в десятку.
Уже в то время на Балканах была широко развита агентурная сеть ГПУ, которая координировала и направляла действия местных коммунистов. Сторонники диктатуры пролетариата тут же стали проводить митинги против грядущей войны Болгарии с Советской Россией.
Правительство пребывало в растерянности. Оно не знало, как на это следует реагировать. А болгарские коммунисты не успокаивались. Буквально через несколько дней после протеста Украины начал функционировать «Союз возвращения на Родину». Всем офицерам армии Врангеля, пожелавшим порвать со своим преступным антинародным прошлым, гарантировалась амнистия. Больше того, им даже предлагались деньги, чтобы они с комфортом смогли покинуть чужбину.
Многие на это согласились. Кто-то с радостью, кто-то с заметным облегчением. Да, большинство из пожелавших вернуться на Родину не имели отношения к элитным частям, но факт остается фактом. С огромным трудом генералу Кутепову удалось заставить правительство Софии не отходить от прежних договоренностей. Командир офицерского Марковского полка генерал Пешня в своих воспоминаниях писал: «Александр Павлович своими веселыми фразами в вовсе не веселой обстановке всегда давал понять и чиновникам и армии, что его вера в успех Белого движения безгранична. Болгары очень быстро поняли, что спорить с Кутеповым бесполезно, он все равно добьется своего».
Неприятности множились. По завершении перевода войск на Балканы вышел в отставку начальник штаба генерал Шатилов. Один из творцов успешной эвакуации из Крыма, один из немногих, кто был с Врангелем на «ты» и называл его Петей. Крым, Константинополь, поиски пристанища для белых офицеров – этого оказалось достаточно, чтобы надорвать моральные и физические силы 42-летнего человека. В своих воспоминаниях он с грустью отметил: «Мне надоело выглядеть молокососом в глазах старых представителей русской эмиграции. Хотя я сделал все, чтобы армия сохранила свою организацию и была готова к дальнейшей борьбе за Родину». Новым начальником штаба главнокомандующего стал генерал Миллер, в годы Гражданской войны возглавлявший борьбу с большевиками на Севере России. Большинству офицеров армии Врангеля генерал был в связи с этим совершенно не знаком. Приняли его окончательно лишь после сразу же ставших легендарными слов: «Купленные Германией большевики сокрушили все, что веками создавалось усилиями лучших русских людей. Они довели народ до полного одичания». Так же считало абсолютное большинство белогвардейцев. Миллеру досталась тяжелейшая работа: необходимо было в кратчайшие сроки приспособиться к новым условиям, когда Белая армия оказалась рассеянной по всей Европе.