Повелитель снов - Масахико Симада

Но я был не в состоянии ей ответить. По моему лицу, как слюна, струилась улыбка, и я не мог вымолвить ничего вразумительного, сплошные: «А?» и «Э-э-э». Слова разбежались в разные стороны, они выпрыгивали из привычных цепочек, скакали на голове и заводили дружбу с посторонними смыслами. Пенелопа несколько раз повторила свой вопрос. Я наконец-то понял, чего она от меня хочет, и попытался ответить ей, но забыл свое имя. К тому же я не мог вспомнить, как звали тех, кто сидел рядом со мной. Имена отделились от своих хозяев и летали по комнате. Я подумал: если сейчас не поймаю свое имя, то навечно останусь безымянным. Я, как сонная собака, потыкался по тесной комнатке, в которую набились четыре человека, и сразу почувствовал огонь во всем теле. И Пенелопа, и Эрик, и Пати сидели на полу и глупо улыбались. Сбоку белой мышкой валялся тампакс.

Внезапно я решил, что приду в себя, если приму душ, и разделся догола. Но в следующий момент я и думать забыл о водных процедурах. Очевидно, пока я голышом расхаживал по комнате, у Эрика проснулась тяга к рисованию, он повалил меня на пол и начал расписывать мою спину и живот. Джудис и Пенелопа присоединились к нему. От прикосновений фломастерами и шариковыми ручками казалось, что по телу ползают насекомые. Эрик рисовал, пытаясь сделать из меня холст: он щипал меня, сгибал и бил. Джудис ржала без умолку, а Пенелопа нажимала пальцем на свой сосок. Таким образом она всегда вызывала своего двойника, Пино-пино. Наверное, сейчас она выпустила Пино-пино за пределы собственного тела и разрешила ей поразвлекаться в свое удовольствие. Последовав ее примеру, я позвал тебя, Микаинайт. Похоже, на тебя тоже подействовала дурь. Ты был не таким, как всегда.

Потом каким-то образом мне удалось доползти до своей кровати. Татуировку из картинок, которые каждый рисовал, как ему вздумается, я смыл на следующее утро. Ночью, впервые через два года после воспаления легких, я опять встретился с тобой, Микаинайт.

Ты был точной моей копией: и лицо, и телосложение, но тебя всего окутала дымка, и ты не имел четких контуров и очертаний. Создавалось впечатление, что ты был сотворен из облака. Ты показал мне, как умеешь летать по воздуху, и в этот момент за твоим телом тянулся шлейф, как у кометы. Когда ты чуть не влетел в стенку, я инстинктивно прикрыл голову. У нас с тобой были одни глаза и сердце на двоих, поэтому мне казалось, что я сам превратился в летящую комету. И тут появилась еще одна комета. К нам в гости прилетела отделившаяся от Пенелопы Пино-пино. Ты стал гоняться за Пино-пино, Пино-пино – за тобой, вы носились по кругу, пытаясь проглотить друг друга. Круг сужался, постепенно он превратился в клубок, как свернувшийся Уроборос,[144]и моментально исчез. В этот момент у меня потемнело в глазах. Но я продолжал сохранять трезвость сознания. Мне почудилось, что я, вертясь, лечу куда-то, на дикой скорости рассекая тьму. Ветер больно бил прямо по моему сознанию. Краем глаза я видел, как меняются очертания тьмы. Я был спокоен. Я чувствовал тело Пенелопы, ее тепло, запах. Пино-пино и Микаинайт наполовину растворились в телах друг друга. Поэтому я в тот момент был наполовину Пенелопой, а Пенелопа была наполовину мной.

Это было очень долгое путешествие. Кто знал, куда направляются влюбленные беглецы Пино-пино и Микаинайт, превратившиеся в сиамских близнецов. Лишь перед рассветом они наконец-то добрались до места. Пустынное поле, всё в мелких колдобинах, аж до самого горизонта и за ним. Если приглядеться, то пустошь эта, видимо, хранила следы заброшенного города, который теперь полностью и без остатка похоронен в грязи Интуиция подсказывала мне, что они ушли за солнце. Здесь можно сдохнуть от скуки, если не предаваться любви, подумал я.

Контракт

С очень давних времен телесные контакты с Пенелопой стали для меня наркотиком. Мне казалось, я усыхал до крошечных размеров, если она не прикасалась ко мне. Когда Пенелопа работала и не бывала дома, у меня начиналась ломка. В пустой комнате я искал что-нибудь теплое и мягкое, ходил из угла в угол, как крот, выползший из-под земли. Вертел в руках резиновый мячик, обнимал подушку, поглаживал у себя между ног, легонько трогал воздух. Я выдумал, что в день, когда Пенелопа возвращается домой, мои биоритмы растут.

Впоследствии я часто курил марихуану, но такого прихода, как в ту ночь, у меня больше никогда не было. Пино-пино и Микаинайт не превращались в сиамских близнецов. Несомненно, в их отношениях произошли изменения. Когда мне перевалило за пятнадцать, Пенелопа стала для меня другой. Детские игры в дочки-матери закончились. Я чувствовал некоторую ее отчужденность. Может быть, потому, что теперь я смотрел на нее не как на старшую сестру, а как на женщину.

Сама Пенелопа ни капельки не изменилась, но Пенелопа внутри меня превратилась в шлюху, которая так провоцировала меня своими сексуальными чарами, что нечем становилось дышать. В конце концов, в разгар моего превращения в раба шлюхи Пенелопы, фея Пенелопа была отправлена в зону боевых действий. Найди себе побольше любовников, найди себе любовников получше. Приказ командующего Катагири не подлежал обсуждению. Катагири сделал нас братом и сестрой, он же превратил нас в чужих людей.

Бедная Пенелопа. Ее красота и ум сослужили ей дурную услугу, на нее были возложены надежды Катагири, его «философия» освещала ей путь. Уже лет в пятнадцать она с помощью собственного тела понимала смысл слов Катагири. И когда ей исполнилось восемнадцать, в отличие от меня, застрявшего в подростковых комплексах, у нее не было никаких сомнений. Наивысший шедевр Катагири, Пенелопа обладала такими талантами, которые позволяли ей стать кем угодно: хоть женой богатого или знатного человека, хоть звездой экрана или сцены, хоть шпионкой разведывательного управления. Будучи таким же ребенком напрокат, как и она, я завидовал ее изысканности, духовной раскрепощенности, быстроте ума. Моя зависть еще больше распаляла во мне темные желания, связанные с Пенелопой.

Микаинайт, ты помнишь? Ту ночь, когда мы с Пенелопой кое-что пообещали друг другу. В ту ночь даже подушка, к которой я всегда прижимался щекой, думая о Пенелопе, была холодна. Внезапно меня охватило волнение: а что, если пол в комнате провалится и я полечу прямиком в ад. Скоро Пенелопа покинет дом детей напрокат. Станет принадлежать кому-то другому. Босс не скрывал своей гордости – даже в высших слоях общества нашлось бы немало желающих. В любой момент ее могли продать за баснословную цену, и никто бы не удивился. Надо успеть, пока не поздно, – мне не терпелось наделать пакостей. Чтобы унять свое нетерпение, я постучался к ней в комнату.

– Входи. Сегодня полнолуние.

Пенелопа стояла в полутемной комнате, облокотясь спиной о стену, и играла веером. Ее перламутровые ногти сверкали в темноте как светлячки. На ней было голубое вечернее платье с открытыми плечами, как будто она вскоре собиралась отправиться на фантастический вечер. Я стоял в полном замешательстве, а она покружилась передо мной в вальсе, тихонько села на кровать и сказала, подмигнув мне:

– Готовлюсь к новой работе. – Эти слова означали прощание.

– А куда ты на этот раз?