Третье правило стрелка - Сергей Мусаниф

— Зачем мне бамбук?

— Понятия не имею. Я чувствую, что должен тебе его вручить, а как ты им распорядишься — это уже не моя проблема.

— Ладно, — сказал Джек и взял бамбук.

— Ура! — закричал Гарри. — Получилось! Теперь я наконец-то могу расслабиться.

— Зато ты даже не представляешь, как я напрягся, — сказал Джек. — Скажи, зуд в мозгу — это предчувствие волшебника? Что-то вроде приступа предвидения?

— Наверное.

— И что мне делать с бамбуком?

— Это волшебный бамбук. Если воткнуть росток в землю и полить варварским способом, он очень быстро вырастет до нужного тебе размера.

— Где ты его взял?

— Горлогориус сказал, что он может мне пригодиться.

— Но ты не смог найти ему применения и решил перевалить эту проблему на мои плечи.

— Я чувствую, что он тебе понадобится.

— Непременно воспользуюсь им, когда захочу разбить сад, — вздохнул Джек и спрятал росток в свой саквояж. — Насколько варварским должен быть способ полива?

— Самым варварским из всех, какие ты можешь себе представить, — сказал Гарри. — Для него хорошо подойдет переработанное твоим организмом пиво.

— Чтоб я сдох, — пробормотал Джек и открыл еще бутылочку.

Старший друид, высокий, сутулый, сухощавый, с длинной, чуть ли не волочащейся по земле бородой, звался Октагоном и выглядел лет на пятьсот. Впрочем, благодаря жизни на природе старик сохранил живость движений и острый ум.

— Хе, — сказал он, оглядывая Негоро и Реджи. — Это и есть те двое, которым требуется наш Серп?

— Да, — сказал Пентагон.

— Просто «да»? — уточнил Октагон.

— Да, о мудрейший, — поправился друид с большой дороги.

— Так-то лучше. — Октагон снова внимательно посмотрел на путников. — И сейчас вы скажете, что жизнь и существование вселенной зависят от того, дам я вам Серп или нет?

— Была у нас такая мысль, — сказал Негоро. — Но вы, о мудрейший, похоже, и так все знаете.

— Ни один человек не может знать все, но мне известны многие тайны, — заявил Октагон. — У друидов существует древнее пророчество, согласно которому двое, из которых один является человеком, а другой им только прикидывается, придут и потребуют Серебряный Серп.

— Пророчества не врут, — сказал Негоро. — Даже те, которые используют слово «прикидывается». Мне кажется, оно нетипично для большей части пророчеств.

— Это вольный перевод, — отмахнулся Октагон. — Я вижу суть вещей, странное существо, и я вижу, что ты не человек.

— Только не надо мне об этом постоянно напоминать, — сказал Негоро.

— У тебя не было матери, а твой отец является точной твоей копией.

— Являлся, — сказал Негоро. — Он умер, знаете ли.

— Как скажешь, странное существо.

— А вы не можете называть меня как-нибудь по-другому, о мудрейший?

— Могу, — сказал Октагон. — Но не буду, потому что мы, друиды, привыкли называть вещи своими именами.

Теперь я еще и вещь, с обидой подумал Негоро.

— А что там дальше в вашем пророчестве? — поинтересовался Реджи. — Не гласит ли оно, что просителям нужно вручить Серп, дабы они могли исполнить свою работу и спасти мир?

— Гласит, убийца многих, — сказал Октагон.

Стоит ли упоминать о том, что Октагона, даже среди друидов, никто не любил?

Странная штука правда.

Кого бы вы ни спросили, он назовется вам честным человеком, скажет, что всегда любил правду, всегда говорит правду и всегда хочет слышать только ее. И при этом он, скорее всего, соврет.

Говорить правду о ком-то очень легко, особенно если этот «кто-то» тебя не слышит. Говорить правду в глаза трудно, еще труднее выслушать правду о себе любимом. Увы, но мы кажемся себе совсем не такими, какими нас видят другие люди. Может быть, потому, что самим себе мы тоже врем.

Порой это нас просто бесит, но, поскольку нам хочется выглядеть хорошими, мы продолжаем врать и себе, и окружающим.

Все знают, что стрелки убивают людей. Все знают, что обычно парой человек дело не ограничивается. Но мало кто готов в лицо назвать стрелка «убийцей многих», даже имея за своей спиной несколько сотен друидов в качестве поддержки.

— Я знаю, что я плохой человек, — согласился Реджи с данным ему Октагоном определением. — Я никогда не питал иллюзий относительно своей персоны, и поэтому даже вам будет трудно меня задеть, мудрейший.

— Я не ставил перед собой цель кого-либо обидеть, — сказал Октагон. — Плохих людей нет, как нет и людей хороших. Каждый из живущих несет в себе частицу зла и частицу добра. Я говорю правду лишь потому, что я слишком стар и у меня не осталось времени на то, чтобы выдумывать ложь. И помнить ту ложь, которую я когда-либо произносил.

— Это все здорово, но нельзя ли поближе к Серпу? — поинтересовался Негоро.

— Серп важен для нас, — сказал Октагон. — Но я не могу закрывать глаза на древнее пророчество и ставить под удар благополучие вселенной. Я отдам вам Серп…

— Тьфу ты! — Горлогориус в сердцах плюнул на пол. Плевок зашипел и испарился. — Я еще надеялся, что старикан[36]упрется рогом и им придется добывать артефакт с боем. Скучно стало жить, неинтересно…

— …после того, как мы закончим сегодняшнюю церемонию, — договорил Октагон. — И я хочу получить обещание, что после выполнения своей миссии вы вернете нам Серп.

— Боюсь, я не могу дать такого обещания, не покривив душой, — сказал Реджи. — Мы не знаем, как именно его надо использовать и что может произойти с ним впоследствии.

— Что для вас важнее, кусок серебра или благополучие вселенной? — спросил Негоро. — Сделайте себе новый серп. Вон у Пентагона коллекция бабушкиного серебра имеется. Переплавьте ложки на серпы, так сказать.

— Это правда? — спросил Октагон. — У тебя много серебра?

— Не так чтобы много, комплект всего на шесть персон…

— Для серпа хватит, — решил Октагон.

— Это память о любимой бабушке! — возопил несчастный друид.

— Судьба вселенной важнее.

— Глобальное мочилово, — повторил Горлогориус. — Нас ждет глобальное мочилово. Даже мне страшно.

В этом мире существует много способов справиться с противником, который крупнее, сильнее, быстрее тебя и придерживается более совершенного стиля боя. Самый лучший из них — заранее обо всем договориться с автором сценария.