Украина в огне. Как стремление США к гегемонии ведет к опасности третьей мировой войны - Стивен Лендман

С учетом такого фона шаги «майданного» украинского правительства в направлении возможного будущего членства в НАТО неизбежно обеспечивали контрдействия России и рус-скоговорящего населения на Украине. Естественно, это произошло в тех регионах Украины, которые имели самое большое стратегическое значение для России и где была самая большая концентрация русскоговорящих жителей, — в Крыму. Русские в Крыму с тревогой наблюдали насилие националистов правого крыла в Киеве, которое широко освещалось российскими СМИ, но было вполне реальным, причем мало освещалось западными СМИ. То есть вопреки утверждениям России, Майдан был не только ультранационалистическим движением. Свою роль шовинистские элементы играли, но движение обладало широкой поддержкой, в нем были представлены элементы всего политического и даже этнического спектра[83].

Президент Украины Виктор Янукович был таким же жуликом, как и предыдущие клептократы — руководители Украины, которые использовали политическую власть, чтобы грабить государство и государственное имущество. И хотя многие русскоговорящие на юге и востоке считали Януковича «своим» президентом, но стоит учитывать, что на Майдане присутствовали этнические, сепаратистские элементы. Население Крыма и наблюдатели в России, однако, опасались, что Янукович был противозаконно смещен не из-за клептократии, а в рамках регионального и этнического разделения и завоевания с помощью политики национальной идентичности. Единственным возможным защитником, с точки зрения русскоговорящих крымчан, была Россия. Более того, «морковка» более высоких пенсий и социальной поддержки в России в целом тоже оказалась привлекательна для крымчан, желающих присоединиться к более процветающей и стабильной России.

Экономика

Что же ускорило украинский кризис осенью 2013-го и в 2014 году? Многое, но больше всего — провалившаяся украинская экономика. Украина была коррумпированным месивом с момента, когда ее независимость была тайком запланирована и объявлена в результате Беловежских соглашений 8 декабря 1991 года в Белоруссии. Борис Ельцин, никогда не считавшийся самым сообразительным из сборища руководителей-геронтократов Советского Союза, воспринял идею, что развал советского блока обогатит Россию. Его «логика» была какой-то такой: «поскольку баланс выплат СССР представляет собой чистый поток ресурсов в страны Варшавского договора и во все, кроме одной, республики Центральной Азии, то Россия станет богатой, если сможет просто сбросить их со своего балансового счета». Таким образом, Ельцин замыслил с руководителями Коммунистических партий Белоруссии и Украины план выйти из СССР. В то же время США жаждали разрушить советский торговый блок, известный как Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), несмотря на оппозицию Франции, которая верно понимала, что это разрушит промышленность и торговлю на постсоветском пространстве[84]. С точки зрения американских евразийцев разрушение экономики России, а следовательно, и влияния было именно тем, что нужно. США жаждали разрушить Россию и воспрепятствовать будущему гегемону контролировать огромное евразийское пространство, составлявшее бывший советский блок. В частности, как предостерегал Збигнев Бжезинский в своей «Великой шахматной доске», контроль России над Украиной снова превратит первую в евразийскую державу[85]. Удерживать эти страны врозь с тех пор было мотивирующим смыслом для евразийцев в Госдепартаменте.

Совсем недавно эстафетная палочка этой миссии была передана Виктории Нуланд, помощнику госсекретаря США по европейским и евразийским делам. Нуланд — супруга Роберта Кагана, сооснователя проекта «Новый американский век» (PNAC) в 1997-м. PNAC собрал американских «ястребов», которые искали возможность сохранить американскую империю и были агрессивно настроены против любых вызовов[86]. Они печально известны тем, что были основными сторонниками американской войны в Ираке. Нуланд отмечала, что США с 1991 года потратили $5 миллиардов на Украине, чтобы сориентировать ее в желаемом для США направлении. Хотя это может быть желаемо с точки зрения США, но для России это не прошло незамеченным, тем более она это не приветствовала. Более того, характеристикой имперской спеси неоконов и США как нации G1 стало замечание Нуланд «(ненормативно) ЕС», когда при оценке европейских соображений[87] еще зимой 2014 года она высказала мнение о том, кто должен и кто не должен быть в новом украинском правительстве[88]. Неудивительно, что в результате главой нового украинского парламента стал кандидат Нуланд, бывший банкир и руководящее лицо коррумпированного прошлого правительства Юлии Тимошенко. Арсений Яценюк был избран премьер-министром нового украинского правительства, и можно было рассчитывать, что он протащит желаемые для США неолиберальные «реформы».

Стоит также отметить, что в России есть собственные евразийцы вроде Александра Дугина из Московского государственного университета, советника партии «Единая Россия» президента Путина. В противоположность целям Госдепартамента США расколоть Евразию фигуры вроде Дугина хотят ее объединить. Они хотят видеть восстановленную мощь России и ее культуру, защищенную от внешнего влияния. Они ищут возможность объединить в «Великую Россию» большую часть русскоговорящих областей. Их цель — в итоге вновь включить в состав России большую часть Украины, Белоруссии и Северного Казахстана[89]. Пока это означает удержание этих областей вне НАТО. Однако программа не распространяется на страны Балтии, которые они считают культурно отдельными от России. Так что обеспокоенность входом России в страны Балтии, вероятно, неуместна, несмотря на опыт советского захвата Балтики в 1940-м, в начале Второй мировой и последующих десятилетий советского правления, которое во многом имело исторически оборонную повестку.

Мы рассмотрели две «модели» обращения с поверженной великой державой в прошлом веке. Первая — Версальский договор после Первой мировой. Он прямо возложил вину за войну на Германию и потребовал расплаты. Униженная и обанкротившаяся Германия, таким образом, подготовила почву для следующей войны. Другой — Бреттон-Вудская система после Второй мировой. Хотя она и не была столь прогрессивной, как хотел Джон Мейнард Кейнс[90], но у нее было одно достоинство — она стала ответом на советскую экономическую и военную мощь, не говоря уж об идеологическом вызове путем поощрения национального экономического развития и социальной демократии в Западной Европе и Японии. Россия надеялась, что с ней будут обходиться как с партнером после одностороннего демонтажа СССР в 1991-м. Вместо этого обращение США с Россией больше напоминало Версальский договор, чем Бреттон-Вудс. Вместо построения постсоветского блока были предусмотрены — в сотрудничестве со многими олигархами собственно России — деиндустриализация, структурная корректировка и добыча природных ресурсов с целью обеспечения «пространственного укрепления» в эпоху глобального кризиса накопления, уходящего корнями в 1970-е[91]. Польша оказалась исключением, поскольку она была первой страной, отколовшейся от Варшавского договора, и, следовательно, получила намного больший пакет помощи (больше грантов, меньше займов)[92], чтобы соблазнить остальные государства Варшавского договора западными объятиями. Позже это будет иметь значение для западных украинцев, которые думали, что относительное благополучие было следствием членства в ЕС.

Результатом распада советского блока был экономический бум в США и Британии в 1990-х.