Белая гардения - Белинда Александра

Сдавая пальто, я заметила, что за мной наблюдает какой-то молодой человек. Он сидел у бара, облокотившись на стойку, в руке — стакан джина. Скользнув взглядом по моему платью, он улыбнулся, точнее сказать, подмигнул. Я была в изумрудно-зеленом чонсэме, в том самом, в котором появилась в клубе первый раз. Я специально надела его как талисман на удачу и для клуба «Москва — Шанхай», и для самой себя. Я прошла мимо своего новоявленного поклонника, не удостоив его взглядом, и принялась искать глазами Дмитрия.

Но меня подхватил и увлек за собой людской поток, направляющийся в танцевальный зал. На сцене негритянский оркестр играл ритмичный джаз. Музыканты, облаченные в темно-фиолетовые костюмы, выглядели замечательно. Их белые ровные зубы и черная как смоль кожа блестели на свету. Зал был полон пар, выплясывающих под пронзительные звуки трубы и саксофона. Наконец я увидела Дмитрия, который стоял рядом с дверью, ведущей на сцену, и разговаривал с официантом. Он постригся: коротко над ушами и с челкой, зачесанной набок. Так он выглядел моложе. Меня удивило, что мы оба решили вернуться в прошлое: я — надев платье, он — коротко постригшись. Когда Официант ушел, Дмитрий рассеянно посмотрел в мою сторону, но не узнал меня, пока я не подошла ближе. Наконец он увидел меня и нахмурился. Пораженная его недовольством, я остановилась. Тем временем к нему подошла Амелия и начала что-то говорить. Сообразив, что Дмитрий никак не отреагировал на ее слова, она проследила за его взглядом и, заметив меня, подозрительно прищурилась. Но в чем Амелия могла меня подозревать?

Дмитрий стал пробираться ко мне сквозь толпу.

— Аня, тебе нельзя выходить из дому, — сказал он, хватая меня за плечо, как будто я могла в любую секунду упасть в обморок.

— Не волнуйся, — успокоила его я. — Я останусь всего лишь до полуночи. Я хотела поддержать тебя.

Дмитрий даже не улыбнулся. Он лишь пожал плечами и натянуто произнес:

— Ну что ж, тогда проходи. Давай пойдем в ресторан и выпьем.

Я последовала за ним вверх по лестнице. Метрдотель усадил нас за столик, с которого хорошо был виден весь зал. Я заметила, что взгляд Дмитрия задержался на моем платье.

— Помнишь его? — спросила я.

— Да, — ответил он, и его глаза заблестели. Сначала мне показалось, что это были слезы, но нет, всего лишь игра света.

Официант принес бутылку вина и наполнил бокалы. Мы съели по паре блинчиков с икрой и сметаной. Дмитрий подался вперед и погладил меня по волосам.

— Ты прекрасна, — сказал он.

От удовольствия у меня по коже пробежали мурашки. Я придвинулась к нему поближе. Во мне снова затеплилась искорка надежды, что былое счастье, которое покинуло нас в день оглашения завещания Сергея, вернется. Все у нас сложится хорошо, думала я. Теперь все наладится.

Дмитрий опустил голову и уставился в одну точку.

— Аня, я не хочу, чтобы мы лгали друг другу.

— Но мы никогда не лгали друг другу.

— Мы с Амелией — любовники.

Я задохнулась.

— Что?

— Это случилось само по себе. Когда я женился на тебе, я любил тебя, — сказал Дмитрий.

Я отшатнулась от него. Словно тысячи иголок вонзились в грудь и руки.

Во мне все перевернулось. Чувства начали покидать меня одно за другим. Музыка стихла, перед глазами поплыли круги; держа в руке бокал, я не ощущала его стеклянной поверхности.

— Она — женщина, — говорил Дмитрий. — Это именно то, что мне сейчас нужно. Женщина.

Я вскочила из-за стола, опрокинув бокал. Красное вино пролилось на белую скатерть. Дмитрий не обратил на это внимания. Пространство между нами искривилось. Мы находились за одним столом, но казалось, что были в противоположных концах зала. Дмитрий улыбался каким-то своим мыслям. Незнакомец, который когда-то был моим мужем, не смотрел на меня. Он был где-то очень далеко. Просто мужчина, который любит другую женщину.

Между нами всегда была какая-то неясная тень, но только смерть Сергея открыла мне глаза.

Чувства, бурлившие в моей душе, превратились в невыносимую боль. Если я сейчас уйду, все это окажется лишь дурным сном, подумала я. Резко развернувшись, я бросилась бежать между столиками. Люди поднимали глаза от тарелок, останавливались на полуслове и провожали, меня взглядом. Мне хотелось гордо поднять голову и идти, как подобает хозяйке дома, но слезы, смешиваясь с пудрой, текли по щекам.

— Что с вами? — спросил какой-то мужчина.

— Ничего, все хорошо, — ответила я, хотя ноги перестали меня слушаться. Я вцепилась в проходившего мимо официанта, который нес напитки. От неожиданности тот не успел собраться, и мы повалились на пол вместе; своим телом я раздавила бокал с шампанским.

Через какое-то время я пришла в себя и увидела, что лежу на кровати в своей спальне, а Мэй Линь пинцетом извлекает осколки стекла из моего плеча. Она приложила к пострадавшему месту лед, но все плечо превратилось в один сплошной багровый синяк. Чонсэм висел на стуле у серванта; залитая кровью дыра на рукаве напоминала след от пули. Стоя у камина, за нами наблюдал Дмитрий.

— Если осколков больше не осталось, забинтуй, — сказал он Мэй Линь. — Завтра вызовем врача.

Девочка внимательно посмотрела на него, чувствуя, что назревает буря. Она приложила марлевый тампон к ране и примотала его бинтом. Закончив, Мэй Линь еще раз взглянула на Дмитрия и поспешно вышла из комнаты.

— Эта малышка становится слишком дерзкой. Не надо ее распускать, — холодно произнес он, набрасывая пальто.

Я поднялась с кровати и покачнулась, как пьяная.

— Дмитрий! Я твоя жена!

— Я объяснил тебе ситуацию, — коротко сказал он. — Мне нужно возвращаться в клуб.

Я прислонилась к двери, не в силах понять, что происходит. Неужели Дмитрий способен на такое? Как он может говорить, что любит ее? Амелию! В глазах защипало, и по моим щекам вновь потекли слезы. Они душили меня, ослабевшим легким стало не хватать воздуха, и я начала судорожно глотать воздух.

— Хватит тебе, — бросил на ходу Дмитрий, пытаясь пройти мимо меня. Сквозь слезы я посмотрела на мужа. Раньше его лицо никогда не было таким жестким. Только сейчас я поняла, что никакие слезы на свете не смогут ничего изменить.

Одна болезнь сменилась другой. На следующее утро Мэй Линь попыталась накормить меня завтраком, но я не осилила даже полпорции яичницы. Разбитое сердце — беда пострашнее лихорадки. Каждая клеточка моего тела изнывала от боли. Я с трудом дышала. Дмитрий предал меня и бросил. У меня никого не осталось. Ни отца, ни матери, ни защитника, ни мужа.

Я позвонила Любе. Не прошло и часа, как она была у меня. Волосы, как всегда, идеально уложены, но на этот раз сзади торчали пряди. Один лацкан на воротнике ее платья завернулся вовнутрь. Я почувствовала странное облегчение, увидев отражение собственного состояния в ее внешнем облике.