Под знаком Льва - Марина Ноймайер

Перед дверью, которая якобы ведет в комнаты Анджело, я останавливаюсь, прислушиваясь, но все тихо. Изнутри не доносится ни звука. Тихонько постучав, я выжидаю пару секунд и, не получив ответа, стучу сильнее. Все еще ничего. Я нажимаю на дверную ручку, но выясняется, что дверь заперта. Вот черт! Ладно, видимо, мне придется каким-то образом забраться на крышу.

Но вскоре оказывается, чтобы найти доступ на крышу, требуется всего лишь обратиться к услужливой служанке. Когда я безуспешно бродила по верхнему этажу словно привидение, она внезапно вышла из комнат и без колебаний объяснила мне, как туда попасть. По узкому спуску из кладовки для веников я пролезаю на чердак, откуда как раз ведет лестница к люку на крыше. На чердаке оказывается пыльно и невероятно душно, все углы заросли паутиной, я едва подавляю визг, вписываясь лицом в тенету, и спешу поскорее пролезть в люк.

Оказавшись наверху, я жадно вдыхаю свежий воздух и поднимаюсь по ступенькам на деревянную платформу, стоящую на сваях под крышей. Заинтригованная, я оглядываюсь по сторонам, и с каждой секундой мои глаза раскрываются все шире: это, наверное, самое волшебное место из всех, что я когда-либо видела!

Высоко над крышами Рима раскинулся тайный сад. В кадках и горшках растут кустарники, цветы и карликовые пальмы. Вьюн с ароматными белыми цветами оплетает всю деревянную конструкцию до самой зубчатой складной крыши. Я верчусь, завороженная этой удивительной красотой, подо мной куда ни глянь раскинулся город от собора Святого Петра за углом до полей и виноградников, простирающихся далеко за окраины. Просто феноменально! Я даже узнаю плоский купол Пантеона. Сейчас я понимаю Анджело: если бы я могла, я бы проводила здесь каждую свободную секунду!

Только усевшись на платформу я снова вспоминаю, зачем вообще сюда пришла. Анджело. И действительно, он оказывается в саду, но это место захватило меня настолько, что я даже не заметила его присутствия. Уютно развалившись на сиденье и облокотившись спиной на парапет, он читает какую-то книгу. Видимо, настолько погрузился в чтение, что до сих пор не заметил моего вторжения.

– Анджело, – тихо зову я, но он тут же вздрагивает, тревожно оглядываясь. А обнаружив меня, расслабляется, укладывая книгу на колени.

– Какой приятный сюрприз, что ты нашла меня здесь!

В его мягком голосе не звучит ни грамма упрека, но тем не менее я вдруг чувствую себя невежей, ворвавшейся в чужое святилище. Может быть, все же стоило подождать, пока он сам меня найдет?..

Анджело, однако, улыбается, указывая на подушку рядом с собой, и я с облегчением выдыхаю, присаживаясь. Вот что я назвала бы поистине райским местом!

– Другие девушки в доме не любят сюда подниматься: боятся за цвет лица. Однажды Галатея побывала здесь днем, и на следующий день все ее лицо было усыпано веснушками. После этого она неделю плевалась ядом и желчью.

Я невольно улыбаюсь, представляя, как она, должно быть, взбесилась. Мне, например, веснушки кажутся замечательной особенностью, но для женщин этого времени эталоном красоты считался кремово-белый цвет лица.

– Мне бы хотелось чуть-чуть загореть, – говорю я, вытягивая свою бледную руку. Но это, конечно, так, пространные желания. Я никогда в жизни не имела карамельного загара, а если вдруг находилась на солнце больше, чем нужно, отвратительно краснела, как перезрелый томат.

Анджело тихо посмеивается, заправляя за ухо свою пшенично-русую прядь. Сейчас его волосы распущены, и я вновь невольно завидую их блеску и густоте. Затем мой взгляд падает на книгу на его коленях, и я невольно думаю о том, что, возможно, вкус Анджело в литературе хоть что-то мне скажет о его личности, ведь я до сих пор толком ничего и не знаю о нем. На мой скромный взгляд, книги, которые любят люди, многое могут сказать об их характере: не уверена, что мне бы хотелось дружить с кем-то, кто читает Платона в оригинале или что-то в этом роде.

Меня поражает одно то, как обложка этой книги озаглавлена. «Уильям Шекспир. Гамлет, принц Датский», – читаю я летящий почерк тисненных золотом букв. Впечатленная, я поднимаю взгляд на Анджело. Кто бы мог подумать, что в свободное время он читает Шекспира! Неплохо. Я, например, еще со школьной программы свыклась с тем, что «Ромео и Джульетту» считают величайшей историей любви всех времен, но все равно никак не могу понять и принять это. Однако стоп…

Я смотрю на обложку книги, а в голове все трещит и взрывается. Анджело читает Уильяма Шекспира, который сто процентов не мог написать своего великого Гамлета в 1500 году или раньше. Лихорадочно вспоминая свои рефераты с уроков английского, я точно могу сказать, что Шекспир был современником английской королевы Елизаветы Первой, родившейся только в середине шестнадцатого века, в этом я абсолютно уверена, а значит, эта книга вообще еще не должна существовать.

Я растерянно смотрю на Анджело и хватаюсь за книгу, он только отвечает мне равнодушным взглядом, выпуская ее из рук. Осторожно поднимая томик, словно он сделан из тончайшего стекла и может вот-вот разбиться, я веду пальцами по мягкой, чуть оттопыренной кожаной обложке: страницы книги чуть волнистые, словно ее часто перелистывали. Титульный лист украшает тонкая медная гравюра, на которой жирными старомодными буквами написано: Трагедия Гамлета, принца Датского. Уильям Шекспир. Перевод Алессандро Верри. Рим, 1780.

Рим, 1780.

Вот же оно, черным по белому написано! Эта книга выйдет в свет только через двести восемьдесят лет… ох. Чертово время!

Мысли носятся по моей голове роем диких пчел, переворачивая привычный мир с ног на голову. Книга выскальзывает у меня из руки, неловко плюхаясь на колени.

– Эта книга… – Я дрожащими пальцами постукиваю по корешку. – У тебя не может ее быть.

Я смотрю Анджело в глаза, и он выглядит угнетенным, а затем вдруг, словно за секунду постарел на столетие, кажется таким уставшим и… сломанным.

– Год настоящий, если тебе интересно, – бормочет он, с нежностью глядя на книгу. – Я родился в 1762 году в небольшом местечке в провинции Кампанья, недалеко от Неаполя. Отец подарил мне эту книгу на восемнадцатый день рождения, и с тех пор я всегда носил ее с собой. Даже в тот день, когда попал сюда.

Я перестаю что-либо понимать, мозг просто отказывается работать, выдавая ошибку. Анджело только вздыхает, а после хватается за рукав рубашки и закатывает его до локтя, протягивая мне правую руку запястьем вверх, и у меня перехватывает дыхание.

На его руке тоже есть отметка, ровно в том же месте, где мой зодиак. Но в отличие от моего и даже от того, что у Лео, это не металлически мерцающий знак зодиака, а жуткий шрам. Я даже не хочу представлять себе, насколько ужасной была травма, которая его оставила. Я почти ощущаю отголоски той боли, которую пережил Анджело.

– Я был Стрельцом. – Его пальцы зависают над круглым шрамом, не касаясь его. – Знак проявился, и это навсегда изменило мою жизнь.

Он наклоняется, чтобы нежно взять меня за руку, и я не сопротивляюсь, позволяя сдвинуть мой рукав и обнажить запястье. Его обычно светлый взгляд затуманивается, когда он смотрит на голубоватый знак. В этом взгляде читается смесь горя и тоски, и это заставляет мое сердце болезненно сжаться. Пока он изучает знак Водолея, я постепенно начинаю понимать, что здесь происходит: Анджело – путешественник во времени, как и я. Путешественник во времени, который потерял свой знак зодиака. Я даже не подозревала о том, что такое вообще возможно. Мой знак, кажется, так прочно и безвозвратно въелся в кожу, что мысль о том, чтобы больше им не обладать, для меня ужасна. Он такая же часть моего тела, как вены и артерии, без него я – уже совсем другой человек.