В душе февраль, или Мне нечего терять, кроме счастливого случая - Юлия Шилова

— Ты хочешь сказать, что я тебе близкий человек?

— Очень близкий. Мне даже стало казаться, что ближе тебя у меня никого нет.

Я поцеловала Макса в могучую грудь, постепенно спускаясь все ниже и ниже.

— Ну что ты делаешь…

— Я просто хочу тебе помочь.

После того как Макс был готов, я повернулась к нему спиной и помогла ему в меня войти. Если то, что мы делали, можно назвать сексом, то у нас все получилось. По крайней мере мы опять кончили одновременно. Макс с благодарностью поцеловал меня в шею и, обняв за талию, притянул к себе, чтобы мы могли постоянно друг друга чувствовать.

— Макс, ты только не умирай, — прошептала я уже в который раз.

— Не умру.

— Обещаешь.

— Обещаю.

Я закрыла глаза и попыталась уснуть. Я не хотела знать, что ждет нас завтра. Я вообще не хотела думать, потому что очень тяжело представлять будущее, когда вокруг нет ничего хорошего.

Ранним утром я проснулась от стонов Макса. Он стонал во сне. Мне показалось, что Макс умирает. Я ничем не могла ему помочь. Осторожно потрогав его лоб, я с ужасом отдернула руку. Макс горел как в огне. Похлопав его по щеке, я жалобно зашептала:

— Макс, родной, тебе плохо? Ты, случайно, не умираешь? Ну скажи, пожалуйста, ты не умираешь? Что с тобой?

Макс открыл мутные глаза:

— Мне плохо.

— Думаешь, от змеиного укуса?

— И от этого тоже. Всю ночь меня бросало то в жар, то в холод. То я просто сгорал, то трясся от дикого холода.

— Макс, ты обещал мне не умирать… Макс, ты обещал… Ты что-то совсем плохой стал. А ну-ка возьми себя в руки…

— Я не хочу умирать. — Макс повернулся на бок, закашлялся и сплюнул кровь.

Я перепугалась еще больше.

— Макс, откуда кровь? Это очень плохо. Ты даже не представляешь, как это плохо. Обычно кашляют кровью при туберкулезе, но у тебя что-то другое. Возможно, ты сильно ударился, когда самолет врезался в дерево. Я не медик, но знаю, что у тебя дела плохи. Я очень боюсь за тебя. Скажи мне, ты можешь встать?

Макс попытался подняться, но, видимо, от боли закрыл глаза и снова лег. Изо рта у него шла кровь.

— Я хочу жить, — сказал Макс, почти задыхаясь, и посмотрел мне в глаза. — После того как я познакомился с тобой, я хочу жить. Я не хочу умирать… Мне кажется, что сейчас я на грани жизни и смерти. Но я хочу остаться с тобой…

— Ты будешь жить. Ты обязательно будешь жить, потому что теперь у тебя есть я, а у меня есть ты…

Я сняла лохмотья, намочила в воде и положила Максу на лоб.

— Вода не холодная, но это не важно. Сейчас тебе станет полегче. Вода — это очень важно. Я читала в одном журнале, что актер Никита Джигурда голодал сорок восемь дней, и ничего. Остался жив, продолжает петь и плясать… Голова у нас не поедет, потому что она уже давно в пути. Разводиться нам не надо, потому что мы не состоим в браке. Да и другого выхода у нас просто нет. Ты же сам призывал меня не думать о еде. Вот я о ней и не думаю.

Макс натянуто улыбнулся и прошептал:

— Ты потрясающая женщина. Ты даже не представляешь, какая ты потрясающая. В тебе столько оптимизма. Ты совсем не похожа на капризную звезду… Ты стопроцентная леди. Мне не страшно умирать на твоих руках.

— Замолчи. Давай не говорить о смерти. Ты прав, по одиночке мы не выживем, а вместе мы сила. — Я вытерла слезы и постаралась улыбнуться. — Знаешь, я не жалею, что попала в тот страшный дом и пережила самые кошмарные дни своей жизни… Я ни о чем не жалею…

— Почему?

— Потому что я встретила тебя…

— Ты говоришь это для того, чтобы облегчить мои страдания?

— Глупости. Я говорю это потому, что хочу тебе это сказать.

Я и в самом деле не лукавила в тот момент, а говорила только то, что я чувствовала. Макс опять застонал. Его трясло как в лихорадке. Мне хотелось хоть как-то облегчить его страдания, и я бросилась к воде, но не удержала равновесия и упала прямо на сломанную ногу. Палочки сдвинулись, и я закричала.

— Господи, как же больно… Больно-то как… — Я стала набирать воду в ладони и поливать Макса. — Сейчас будет полегче… Потерпи, дорогой.

Макс слабел на глазах. «Макс, ты живой?» — все время спрашивала я, держа его за руку.

Он изредка кивал и уже практически не открывал глаза.

— Открой глаза, пожалуйста. Ну открой. Мы должны друг друга видеть… Я должна читать твою боль в твоих глазах…

И Макс слушался. Открывал глаза, но я видела в них только нестерпимую боль.

Я устала так, что не была способна ни к чему — ни спать, ни лежать, ни двигаться, ни ждать. Нога и нос не давали мне покоя, Макс мог в любую минуту умереть. Лечь бы и заснуть… Заснуть и никогда не просыпаться… Никогда… А еще лучше заснуть одновременно, обнявшись. Мне было бы спокойно и хорошо. Потому что он рядом.

Неожиданно Макс что-то еле слышно зашептал. Я нагнулась и напрягла слух. Он молился. Бог мой, я не могла ошибиться — он молился! Не выдержав, я схватила его за плечи.

— Макс, потерпи! Я думала, ты мужик, а ты размазня! Ни хрена ты никакой не мужик! Мы отлежимся и пойдем дальше! Мы обязательно выберемся из этого дерьма!

Макс перестал молиться и, не открывая глаз, прошептал:

— Прости….

— А может быть, ты и прав. Может быть, мы умрем. — В моем голосе послышалась истерика. — Если ты начал молиться, значит, точно знаешь, какой будет исход. Я уже и сама не знаю, чему верить, а чему нет. Я потеряла счет времени и потихоньку начинаю терять себя…

Максу становилось все хуже. Его некогда красивое лицо изменилось до неузнаваемости. Я с ужасом слушала его прерывистое дыхание.

— Знаешь, Макс, — заговорила я, тихонько всхлипывая, — я верю, нет, я даже убеждена, что мы останемся живы. Мы просто не можем умереть, потому что мы обрели друг друга. Жизнь похожа на зебру. Черные полосы чередуются с белыми. Сейчас в нашей жизни наступила черная полоса, не может же именно на ней оборваться жизнь? Я верю, что наступит белая. — Я говорила то, во что сама не верила. — Когда-нибудь мы будем вспоминать все это с улыбкой. Знаешь, то, что мы с тобой встретились, — необыкновенный подарок судьбы. Неужели же судьба отберет у нас этот подарок?! Наверное, я всегда жила неправильно. В последнее время меня интересовал только успех. Я чертовски устала и всерьез подумывала выйти замуж, но не могла. И знаешь почему? Мне об этом даже говорить неудобно. Потому что у меня на это просто не было времени. — Я говорила и говорила только для того, чтобы Макс чувствовал хоть какую-то связь с этим миром: он все время впадал в забытье. — Макс, ты… не умер?

Он не ответил.