Кошмары - Ганс Гейнц Эверс

Дель Греко закашлялся.

– Полегче, сударыня! Возможно, вы совершенно правы и все именно так, как вы сказали! Но моя жена этого не замечала до того злосчастного дня. Я сразу надоел ей, как вы выразились, «до тошноты». И она бросила меня. Ушла к другому. И вероятно, он ей тоже надоел, и довольно быстро. А потом…

– Очередной типичный случай? – усмехнулась госпожа Мари.

Адвокат кивнул:

– Да, это типичный случай, когда ваши, казалось бы, безобидные высказывания в чужих головах приобретают какое-то разрушительное значение. Взгляните, сударыня, на белые волосы моего соседа, юного барона фон Айкса. Он поседел за один короткий месяц. Не очень-то романтично. И причиной стало вовсе не какое-то ужасное происшествие. Причиной стали вы, хотя сейчас он видит вас впервые. Несколько лет назад вы, сударыня, играли в казино в Сан-Себастьяне. И так случилось, что проиграли двадцать тысяч песет. С вами тогда были известные дамы и господа, которым также не сопутствовала удача. Вместе вы отправились в кофейню. И хотя ваши спутники были явно в дурном настроении, вы были веселы как никогда. За кофе вы заплатили банкнотой в сто франков, которую случайно нашли в своей сумочке, а сдачу оставили кельнеру в качестве чаевых. Вас забавляли унылые лица ваших спутников, и вы пустились в рассуждения о том, что подлинное сокровище всех азартных игр в том, что деньги теряют свою ценность, что это всего лишь желтые, красные, синие и белые бумажки. Стоит с ними расстаться, и за короткое время можно полностью возвыситься над самой идеей их важности. Потому что чувство превосходства куда острее в те моменты, когда все теряешь, а не когда что-то выигрываешь. Одному незнакомцу, который сидел за соседним столом и случайно подслушал ваш разговор, или, скорее, именно ваши слова, они показались чрезвычайно верными. Этот господин, который сам никогда не играл в азартные игры, передал ваши слова барону фон Айксу. Юный художник, который также до сих пор не был замечен ни за карточным столом, ни за какой-либо другой игрой, почувствовал, что эта беззаботная беседа не оставила его равнодушным. Он ощутил странное желание сыграть, он противился ему неделю, но все же в один злосчастный день оказался в клубе за игральным столом. С тех пор он словно прирос к этому столу. За полгода он проиграл свое состояние и состояние своей матери. Той эйфории, которую игра принесла вам, он не познал. Но теперь его седые волосы будут напоминать ему о вас до конца жизни.

Мари Стуйвезант внимательно посмотрела на молодого художника.

– Я нахожу, что они ему очень идут, – заметила она.

Адвокат Левенштайн снова зарылся в бумаги.

– Вот кое-что еще, – снова заговорил он. – Временами, сударыня, вам хотелось блистать на сцене. И все постановки непременно режиссировали вы сами. Каждая из них становилась сенсацией и имела оглушительный успех. Вовсе не из-за выдающейся актерской игры, но всецело благодаря вашей харизме, которая даже ошибки преобразует в нечто новаторское и гениальное.

– И это тоже стало преступлением? – спросила Мари Стуйвезант.

– Как и все остальное, – подтвердил адвокат. – Это лишь доклад о том, что, следуя вашему примеру, на сцену стали рваться молодые люди, которые раньше и мысли такой не допускали. Потому что все начали верить, что отсутствие таланта и образования можно компенсировать харизмой, что даже человек с улицы может выйти на сцену и иметь успех. Директорам театров пришлось едва ли не отбиваться от атакующей их молодежи с синдромом Стуйвезант, как они это прозвали. И конечно, речь снова не о каком-то одном конкретном человеке. А финал истории таков, что и без того немалочисленная армия кокоток изрядно пополнилась…

Адвокат взял другой лист и продолжил, не прерываясь:

– Здесь перечислен ряд случаев, которые, несмотря на прочие различия, имеют одну общую черту – это случаи бессмысленного пари. Один из ваших рассказов, сударыня, повествует о человеке, который страдает манией поставить на кон все и потому заключает невообразимое пари. В этом персонаже вы, вероятно, описали некоторые собственные качества, поскольку сами неоднократно совершали на спор абсурдные поступки. Конечно, в большинстве случаев вы побеждали. Я сам был свидетелем, как вы побились об заклад, что возведете на пике Кёльнского собора один маленький флаг. Вы очень хорошо к этому подготовились вместе с главным кровельщиком города: сперва вы проделали это с рядом не столь значимых зданий и в конце концов выполнили условия вашего пари. А однажды в Риме вы поспорили, что в течение трех месяцев будете носить мужской костюм, а потом жить как обычно. И вы это сделали. В таком виде вы появлялись в обществе, в театре, на концертах и даже в церкви. Снова выиграли. Герой вашего рассказа заключил пари, что… Но я полагаю, нет необходимости рассказывать. Так вот, люди, упомянутые в этих отчетах, хотели подражать вам и прославиться, совершая нелепости. Вероятно, у кого-то это и могло получиться, но не у них! У меня здесь список из четырнадцати человек. Четверо из них поплатились жизнью за свое безрассудство. Одна молодая особа оказалась в сумасшедшем доме, а еще две остались калеками на всю жизнь. Остальных на сегодняшний день можно считать вполне здоровыми, однако они все перенесли тяжелые заболевания из-за своих пари. – Адвокат прервался, опорожнил свой стакан и взялся за другой листок. – А здесь, сударыня, собраны случаи…

Но дама в сером прервала его.

– Довольно, – спокойно сказала она. – Я не отрицаю, что все, сказанное вами, обстоит именно так, а не иначе. Если бы я немного подумала, господа, то наверняка смогла бы вспомнить и привести вам другие примеры, о которых вы и понятия не имеете. Только вчера я получила письмо от одного врача из Амстердама, в котором он осыпает меня упреками. Видите ли, я позволила себе выступить в защиту старого убеждения о том, что поддерживать жизнь в неизлечимых душевнобольных, или совершенно недееспособных калеках, или идиотах, или других несчастных – преступление. Общество не только имеет право, но просто обязано в таких случаях прекращать эту жизнь. Вы все знаете, что данный вопрос из года в год обсуждается величайшими умами всех народов, и, конечно, об этом известно медикам Амстердама так же хорошо, как и вам. И так вышло, что у этого врача у самого семилетняя дочь, страдающая идиотизмом, которая превращает жизнь своих родителей в ад. Наконец он решился с согласия жены прекратить эти ежедневные мучения и отравил дочь. Однако его жена приняла это так близко к