Год Быка - Александр Омельянюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И только спустя полчаса первым прочувствовал ситуацию самый мудрый и самый трезвый:
– «Всё, пора! Марин и Юра, спасибо Вам огромное за такой прекрасный вечер! Марин, тебя ещё раз поздравляем с юбилеем и здоровья, здоровья! Оно особенно будет нужно теперь! И давайте поставим точки над ё!».
Под возгласы одобрения толпа потянулась обуваться и одеваться.
Ближе всех сидевший к выходу Платон и первым подал пример, захватив лидерство в походе к двери на выход.
Пока самые разумные и ответственные Платон с Татьяной безуспешно искали обувную ложечку, на заднем плане тем временем начались тёплые прощания несколько подотставших. Разгорячённая толпа выкатила наружу.
Несмотря на предложения Платона остаться в доме, его хозяин в одной рубашке тоже пошёл провожать гостей.
При выходе за калитку опрометчиво направленный Платоном Юрий Алексеевич полез к Ксении целоваться. Начал он с щёчки, но потом увлёкся, пытаясь переключиться на губы. Даже Марине пришлось вмешаться, оттаскивая своего, её безумно любящего:
– «Ну, хватит, хватит!».
В этот момент Платон с Мариной так растерялись, что позабыли отомстить неверным в своём поцелуе, и даже не попрощались.
Зато это не забыла сделать Наталия, добравшаяся до щеки Платона и получив в свою.
По дороге на станцию, разбившиеся по половому признаку пары, вели бойкие беседы.
Но если женщины, шедшие впереди, поочерёдно весело щебетали, то у мужчин получился длительный монолог Александра, вдруг почему-то, видимо из-за темноты на улице, перешедшего на народный.
Поэтому Платон не слушал его бредни, а думал о своём.
Если Юра так целует мою жену, не думая о моей реакции на это, то значит, он меня ни в грош не ставит, и не боится! – удивился Платон.
С учётом поведения Марины, а она фактически призналась Платону в любви, тот подумал, что теперь имеет полное моральное право приударить за ней, да и при случае за Татьяной и Натальей тоже.
Ему даже пришла в голову отговорка для Ксении: А эти женщины – активистки моего теннисного клуба!
Но дурную мысль сразу отогнал прочь.
На платформу пришли всё же вовремя, минут за десять до последней электрички. И домой добрались быстро. Только Александр, непонятно для чего, дал Платону номер их домашнего телефона.
В воскресенье Платон позанимался мелкими домашними ремонтами и подготовкой к дачному сезону.
Но все последующие рабочие дни прошли в тёплых воспоминаниях о юбилее Марины.
На следующий день, в их медицинский центр осчастливила своим посещением четырёхлетняя внучка одной из дежурных. Чуть задержавшийся Платон сразу привычно вступил в контакт с ребёнком и очаровал девчушку, сразу прилепившуюся к доброму дедушке. Это вызвало ревность и раздражение со стороны Надежды и Гудина. Платон прекрасно видел сейчас, и раньше, что те, особенно Гудин, не умеют ладить с малышами.
Детей напускной добротой не обманешь! – радовался за себя Платон.
Общаясь со Светой, посещающей детский сад и спортивную секцию аэробики, Платон увидел, насколько она по своему психофизическому, культурному и эмоциональному состоянию превосходит смурных, домашних детей Алексея.
К обеду Платон с малышкой покормили голубей за окном.
Но вскоре ту забрала её мать.
Во вторник Платон вручил консьержке Валентине Петровне заказанное ею прощальное стихотворение. Ещё в четверг, 9 апреля, та объявила ему, что с мая увольняется по семейным обстоятельствам.
– «Читая Ваши произведения, я узнала столько нового…!» – резюмировала она тот разговор с ним.
Тогда, уже на следующий день, Платон на работе буквально за час разродился стихотворением в честь своей читательницы и поклонницы:
Стихи Платон вручил утром по пути на работу.
А вечером написал на этом же листке и авторское посвящение:
«Дорогой, Валентине Петровне! – первой в Мире прочитавшей все мои произведения! С уважением, автор», завершив его своей подписью.
Так вот творишь, творишь, и кому то ведь это очень нравится!? Невольно подумаешь, что несёшь в массы высокое! – про себя просиял Платон.
А на его работе по-прежнему иногда творилось и низкое.
Но ещё утром в среду, задержавшийся в налоговой инспекции, Платон оказался в одном полупустом трамвайном вагоне с Ноной.
Пройдя сквозь него до конца, они плюхнулись на последнее сидение и начали травить. И инициативу проявила, конечно, женщина.
Она завела разговор о коллегах Платона, в основном переключившись на его начальницу.
Платон невольно поддержал.
При любом разговоре с Платоном, при любом упоминании о Надежде, Нона всё время подчёркивала её излишнюю жадность. Это удивляло невольного слушателя. Ведь эти женщины были вроде подружками, чуть ли не закадычными. Даже вечерами после работы они иногда на пару ходили в блатной театр.