За пределами любви - Анатолий Тосс

Мать сидела в гостиной, читала книгу в бумажном переплете, Элизабет пробежала глазами по обложке, пытаясь разобрать название, но не разобрала. Она остановилась в проеме двери, не входя в гостиную, всем своим видом показывая, что спешит и не расположена к долгой беседе.

– Я ухожу, – оповестила она Дину холодным, не допускающим возражений голосом.

– Так поздно?

– Ага, – кивнула Элизабет, готовая повернуться и уйти.

– Но уже девять часов… – удивилась Дина и поднялась с кресла, сделала несколько шагов, как будто если расстояние между ними сократится, то и слова ее легче дойдут до дочери.

– Ну и что, – пожала плечами Элизабет и повернулась и пошла к двери, не обращая внимание на мать.

– Девять часов, – повторила мать, – куда ты собралась?

– За мной Роджер приехал, – на ходу сообщила Элизабет. – Мы покатаемся немного.

– Роджер? – Теперь голос Дины не содержал ничего, кроме изумления. – Какой Роджер?

– Роджер Спринглер из одиннадцатого класса. – Элизабет все же остановилась у самой двери. – Ты же знаешь его.

– Ну да, – кивнула мать, только сейчас начиная отходить от шока. – Но почему ты меня не предупредила?

– Вот я тебя и предупреждаю. – Элизабет снова пожала плечами.

– Ты должна была меня предупредить заранее, а не перед самым выходом. Ты должна была спросить моего разрешения. Не забывай, юная леди, тебе всего четырнадцать лет. – Дина старалась говорить строгим голосом, в прежние времена строгий голос действовал. Но времена, похоже, переменились.

– Мне не «всего» четырнадцать, мне «уже» четырнадцать, – вздохнула Элизабет, и в голосе ее скользнула усталость, будто все эти разговоры уже случались и прежде и наскучили ей и больше не имеют смысла. Она взялась за ручку входной двери. У Дины еще оставался шанс остановить дочь, но она не знала как.

– Когда ты вернешься? – Она снова попыталась вложить в голос строгость, но теперь и строгости не вышло.

– Приду, – неопределенно пообещала Элизабет и дернула на себя дверь. Та широко распахнулась, смешивая домашний воздух с воздухом темного, осеннего, но еще теплого вечера.

– Не позже одиннадцати, – уже в спину дочери проговорила Дина, понимая, что в ее голосе больше просьбы, чем приказа.

Дверь захлопнулась. Дина подошла к окну, оперлась руками на раму, прислонилась к стеклу воспаленным лбом. Она лишь через минуту заметила, что слезы тихо, беззвучно скатываются по ее щекам, капают на подоконник. Она смотрела, как ее дочь, единственная, маленькая, любимая Лизи, которой она отдала все, что могла, спрыгивает со ступенек, как бежит через лужайку – легко, расслабленно, счастливо, не думая ни о чем, не тяготясь ничем. Там за лужайкой, на дороге стоит красный открытый «Олдсмобиль», раздвигая темноту призывным светом фар. К нему и стремится ее слишком быстро повзрослевшая дочь.

Она-то думала, что все идет правильно и хорошо, что дочь растет благодарной, нежной, ответственной девочкой. Да, она так думала и только недавно поняла, что ошибалась. Что-то произошло. Что – она не знала сама. Может быть, все дело в ее связи с Влэдом? Хотя вряд ли. При чем тут Влэд? Просто Лизи вошла в переходный возраст, и с ней теперь трудно справиться. Хотя справлялась ли она с дочерью прежде? Наверное, тоже нет. Она всегда была слишком мягкой, податливой, а девочке нужна была твердая рука отца. Но что делать, если отца не было, если они потеряли его много лет назад.

Дина плакала, но причиной ее слез в действительности была не непослушная и дерзкая Элизабет, а прежде всего она сама. Дочь своей быстро набирающей силу молодостью только подчеркивала, оттеняла и так очевидный факт, что Динина молодость прошла, что ее женская судьба перевалила через пик, через экватор, и дальше, в будущем все будет только хуже, более блекло, уныло.

Хотя что у нее было в жизни? А почти ничего. После смерти мужа ей был подарен лишь один счастливый период – те самые месяцы, которые она провела с Расселом. Месяцы, которые из ее памяти не исчезнут никогда. Но она не смогла удержать его, Лизи была права, когда выкрикнула ей в лицо эту обидную правду. Впрочем, и не такую уж обидную, Дина ведь и сама не раз признавалась себе, что не сумела, не смогла удержать Рассела, что, если говорить честно, – просто не знала, как. Теперь-то она знает, но теперь уже поздно. Так всегда бывает: когда случай представляется, тогда – не ценишь, думаешь, что тебе и так полагается. А ничего ведь не полагается, за все надо цепляться, а цепляться она не умела никогда. Да и сейчас не умеет.

Машина на дороге отвернулась фарами от дома, теперь они били вдоль дороги, еще секунда-другая – и она исчезнет в ночи, увозя ее дочь. Слезы не останавливались, так и продолжали неспешно, тихо катиться, ничему и никому не мешая. Вообще ничему и никому.

Да, сейчас у нее есть Влэд. Тихий, деликатный, аккуратный, с всегда печальным, признательным взглядом. Он любит ее, без сомнения, любит и постоянно пытается проявить свою любовь, и возможно, когда-нибудь она будет с ним счастлива. Но не сейчас. Ведь иначе она бы не скрывала его ни от дочери, ни от знакомых, иначе он давно бы жил с ней в ее комнате, в ее постели. Но живет он по-прежнему в коттедже, по-прежнему занят ремонтом, по-прежнему она обращается с ним, как хозяйка с наемным рабочим. И только иногда, раз в три дня, только когда ей нужно, она приходит к нему и видит, знает что он всегда ждет ее, по глазам видит.

Наверное, она стесняется его. Может быть. Конечно, он забавный, все эти рассказы из прежней его жизни… как будто и не с ним они происходили. Раньше она думала, что он все придумывает, что он вообще большой выдумщик. И только когда увидела его на теннисном корте, поняла, что он разный, просто не раскрывается полностью перед ней. И как ни странно, она не знает, какой он на самом деле. Как будто в нем много граней, но к ней он повернут всегда лишь одной.

Конечно, ей больше нравился тот, на корте, в нем чувствовалась мужская сила, но она исчезла и больше не повторялась.

Хотя нет, иногда она повторяется, когда они занимаются любовью. И хотя Дина не видит ни его лица, ни даже тела – там узкая неудобная кровать, в коттедже, и они должны это делать стоя – она чувствует энергию, резкую, злую – и тогда ей нравится. Она даже боится тогда оглянуться и увидеть его просящие глаза, его ненатурально длинные, всегда искаженные виноватой улыбкой губы. Нет, она предпочитает не оглядываться, а лишь прислушиваться телом, а что там происходит в ее голове, ее фантазии – это уже ее личное дело и никого это не касается.

«Кто знает, – снова подумала Дина и первый раз вытерла слезу рукой. – Кто знает, может быть, все изменится и когда-нибудь станет правильно и хорошо, может быть, она привыкнет к нему… и все будет хорошо».

Машина уехала. Дина постояла еще немного у окна, и лишь когда слезы остановились и высохли на щеках, она вздохнула и двинулась внутрь дома, чтобы умыться, привести себя в порядок и позвать Влэда – пусть придет, они посидят на кухне, попьют чаю, пусть он расскажет что-нибудь.