Пасынки фортуны - Эльмира Нетесова

Едва Огрызок проснулся, его вызвали на допрос к следователю. Тихомиров, завидев Кузьму, разулыбался. И поздравил с успехом.

— Опасного преступника помогли задержать. Да вы и на себе испытали, что за тип этот Баркас.

— Не только о нем. Но и о вас узнал! Чуть не сдох я там в пургу! И пи кто не возник, сухаря не дал. Бросили, забыли, как собаку. От голода и холода едва не накрылся. А меня снова в тюрягу. Теперь за что?

— Надо выяснить некоторые детали.

— Какие?

— Где золото, которое Баркас отнял у вашего напарника и проверяющего?

— А я откуда знаю? Я ему не мама родная! Мне он в таком колоться не станет. Не для того зажилил, чтоб трепаться о том. Он взял — его и трясите, — обрубил Огрызок зло.

— Непременно. Да только в ваших интересах скорее золото найти.

— Это почему? Я его брал? Какое мне дело до рыжухи? Вы — следователь, вот и колите виновного. А с меня хватит. Сыт всеми по горло. Выпускайте меня. Не имеете права держать ни за что в тюряге!

— Пока не найдем золото, выпустить вас не могу, — насупился Тихомиров. И предложил: — Вспомните или подумайте, куда Баркас мог его спрятать?

— г Да что ж вы самого о том не спросите? Он прятал, пусть и покажет свою заначку, — терял терпенье Кузьма.

— Некого спрашивать. Умер он сегодня ночью, — развел руками Тихомиров.

— Как умер? Сам? — не поверил Огрызок в услышанное.

— Следов насилия на теле нет. Да и откуда им взяться? Он в одиночной был. Ни одной живой души рядом. Помочь умереть — некому. А сами на себя такие люди руки не накладывают. Это многолетняя практика подтверждает. Паталогоанатом сказал, что причиной смерти стало жестокое переохлаждение.

— Видно, в машине его прохватило. Вчера. Колотун был знатный, — подтвердил Огрызок, приуныв.

Нет, ему не стало жаль Баркаса. Невольно поблагодарил судьбу за то, что его самого вовремя отправили в кабину. Не пощади его сосед, может, тоже до утра бы не дожил.

— Скажите, что он намеревался сделать? Куда хотел податься? Выходил ли из землянки? — спрашивал Тихомиров.

— Такой разве расколется? Он и меня размазать хотел. Да помешали, ваш человек не дал. А уж о золоте он мне и не вякнул бы. Не стали мы с ним кентами. Да и не было его у него, — говорил Огрызок, напряженно думая о своем.

— Надо найти золото, Кузьма! Во что бы то ни стало, — просил следователь.

— А чем помогу?

— Вы — ближе к фартовым. Многое знаете. Если не найдем золото, это провал! Меня с работы выкинут, — признался Тихомиров.

— А я думал, для вас главное — найти убийцу. Все остальное — мелочи…

— Наивный человек! Убийц у нас — половина Колымы. Одним больше или меньше, невелика разница. Ну, не поймали. Ну, осталась бы на счету висячка — нераскрытым преступлением. За это не выгоняют. Не лишают званий. А вот золото — это валюта. За него меня не просто с работы, а и посадить могут. А потому притормозили тебя. Обмозгуй. Помоги. Нет другого выхода!

— Придется снова на карьер вернуться, — то ли проговорился, то ли предложил Кузьма.

— Конечно. Ведь при себе у него ничего не было. Я его карманы лично наизнанку вывернул. В них пусто, — признался следователь.

— Если без темнухи, я и сам не допру, где дыбать рыжуху надо. Тем более ту, которую фартовый притырил. В том нам лишь один человек помочь сумеет. Но вот заковыка — согласится ли? А уж у него и чутье и знанье. Он, падла, рыжуху за версту не то что в земле, в чужой сраке почует, — сказал Огрызок. И добавил: — Уж если Чубчик не нашмонает, нам и подавно не обломится Баркасову нычку найти.

— Чубчик? Знакомая кличка! — вспомнил Тихомиров и засомневался: — Одно препятствие, станет ли он мне помогать?

— Вам — нет! Это верняк. Я его попрошу меня выручить. Может, сфалую… Но… Уж после этого — ни на шаг в тюрягу! — поставил условие Кузьма.

— Само собой! Кто ж тебя держать станет! — пообещал следователь. Он о многом промолчал тогда. Он торопил Огрызка, боясь, как бы тот не передумал. Он очень переживал за результат.

Когда Огрызок стукнул в окно знакомого дома, у него у самого внутри что- то дрогнуло. Как встретит Чубчик? Поможет ли или пошлет Кузьму подальше, хлопнув дверью перед самым носом.

— Кузьма? — Чубчик стоял в проеме двери такой, словно только вчера расстался с Огрызком — Где так долго пропадал? Заблудился? Вали в дом, — открыл дверь нараспашку.

«И это его я должен был замокрить», — вспомнилось Кузьме. Огрызок не стал тянуть. И быстро рассказал, как и зачем он здесь объявился.

Александр слушал, не перебивая. Когда Кузьма выложил просьбу, ответил, не кривя душой и не ломаясь:

— Попробую помочь. Собачонку только с собой прихватим. Она и ночью искать умеет. Мне такое не дано…

А через день Кузьма с Александром и Тихомиров с оперативником уже сидели в землянке, куда никак не предполагал вернуться Огрызок.

Александр внимательно оглядел унылую местность. Из рассказа Кузьмы он уже знал, что где произошло, и теперь будто сверял свои впечатления. Он отпустил с поводка маленькую лохматую собачонку, залившуюся в сугробах звонким лаем, и приказал ей строго:

— Ищи! Выручай, Баруха!

Псина металась искрой вокруг землянки. Нюхала снег, раздирала его лапами, но не знала, не давала сигнал.

Чубчик внимательно разглядывал следы на снегу, оставленные Баркасом. Словно по заказу в эти дни не было снега. И следы виднелись так, словно человек только что прошел здесь.

Чубчик шел рядом со следами Баркаса, ни на миг не выпуская их из виду. Вот здесь фартовый срубил лапы у ели. Сложил в кучу. Подрубил еще и вернулся в землянку. А тут сухостойную березу свалил. Изрубил на дрова. Тоже без задержек.

«Где он мог затырить рыжуху?» — оглядывал Чубчик кусты багульника, занесенные снегом. И пытался поставить себя на место Баркаса: «Ну, конечно ж, вот в том сугробе! Но к нему нет следов! И все ж надо проверить».

Собака носилась вокруг Сашки, старательно тыкалась мордой в снег, но тут же отскакивала с рыком, боясь или не желая брать след. Чубчик присел на корточки, внимательно разглядывал отпечатки обуви, оставленные Баркасом, что-то поднял. Крутнул головой досадливо, вернулся в землянку, сел к печке, матерясь:

— Тертый был козел. Знал я его. Он на Чукотке ходку тянул. Кое-чему научился. Носил не сапоги, а волчьи унты, подшитые сыромятной шкурой. Она не берет в себя запах человека и несколько месяцев подряд держит волчью вонь, которая собак отпугивает. Не берут они такой след. Шарахаются, как от чумы. А унты эти, едва попав на сырость, воняют несносно. За версту. Волки по таким следам никогда не станут нагонять человека. Он и воспользовался этим. Либо отнял, либо купил их у какого-нибудь охотника. А может, на заказ сшили. Хотя… Откуда у мудака башли? Пришил кого-то. Это ему как два пальца обоссать, — закурил Чубчик.