Филумана - Валентин Шатилов

– Физика? Это там, где закон сохранения энергии? Вы ж, княгиня, утверждали, что выше законов физики ничего и не бывает? Что они везде одинаковы! А теперь говорите прямо противоположное?

– Не путайте меня, князь! То я говорила про один закон, он – да, неизменный. А сейчас говорю про другой. Даже и не про закон, наверно, а про константу. Точно! Ваш мир, видимо, отличается от нашего какой-то физической константой! Или не самой константой, а ее значением. У нас она, к примеру, пять единиц, а у вас – двадцать пять! Или наоборот.

– И что, каких-то двадцати единиц достаточно, чтобы у вас мечи не склеивались между собой? – с сомнением спросил Михаил.

– Опять вы со своим холодным оружием! Речь о серьезных вешах. Константа – это такое условие. Для начала чего-то. Ну вот: вода превращается в лед при нуле градусов. А если бы она леденела при ста градусах? Тогда здесь все вокруг нас было б во льду! И мы сами мгновенно бы умерли, потому что кровь у нас тоже бы заледенела! Поняли теперь, как важна неизменность физических констант?

– Не очень… – вежливо сказал Михаил. – Вы так быстро произнесли уйму незнакомых слов, что я несколько запутался.

– Так вот откуда такая невероятная, мистическая доверчивость антов! – не слушая князя, пробормотала я в возбуждении. – Оказывается, просто какие-то электроны быстрее перескакивают со своих орбит на другие, соединяя вместе две кристаллические решетки двух кинжалов, – и никакой мистики!

– Княгиня, – нерешительно уточнил Михаил. – Вы считаете, что души антов прилепляются навсегда к господам так же, как кинжал прилипает к мечу?

– Э, снова вы с душами! – поморщилась я. – Душа – это грубое слово, за которым скрывается конгломерат миллиардов Процессов, ежесекундно происходящих в нашем теле и, в частности, в головном мозге! Нормальных физико-химических процессов!

– Душа в вашем мире —это грубое слово? —поразился Михаил.

– Князь, – строго сказала я. – Вы опять пытаетесь меня сбить. Не грубое слово, нет! Но как обобщение – грубое. В смысле – некорректное. Скажем так: большому числу придающее значение маленького. А на самом деле ведь в теле не душа – а кровь, клеточные мембраны, синаптические узлы нервных окончаний. И везде – металлы! Не в атомарном виде, в составе соединений с другими химическими элементами, включенные в органические молекулы, но все-таки реагирующие на межатомарные взаимодействия несколько по-иному! И мир людей – меняется… А всего-то: диамагнетики перешли в ферромагнетики!…

Михаил смотрел на меня уважительно, одновременно пытаясь сложить мою сбивчивую речь во что-то внятное. Причем так, чтобы я не догадалась о его мучительных усилиях. Напрасный труд – я обо всем догадалась по его лицу!

Но слишком интересные вещи открывались, и мне некогда было разбираться в мелких недоговоренностях. Я увлеченно бормотала: – То-то мне все время казалось, что неспроста эти странности!

И вдруг с ужасом осознала, что вокруг происходит что-то неправильное.

– Князь, – севшим голосом проговорила я. – Вокруг много людей!

– Разумеется, княгиня, – откликнулся он, все еще пребывая в задумчивости. – Одной охраны сколько!

– Князь, – просипела я. – Это чужие люди! Они повсюду. Нас окружают. Это злые, бешеные люди, думающие об одном – как всех нас убить!

– Княгиня, из кареты – ни ногой! – быстро сказал Михаил и выскочил наружу.

Я и ахнуть не успела. Только припала к оконцу.

– К бою! – заорал Михаил. В руке у него уже блистал меч. – Занять оборону!…

И смолк. Медленно, как бы нехотя встал на колени. В шее у него торчала стрела. Михаил обмяк, выронил меч и боком повалился в зелень травы.

Я скребла ногтями по дверце кареты не в силах найти ручку, чтобы открыть ее. А потом пронзительно ясно и отчетливо поняла: все кончено…

Снаружи лязгал, орал, хрипел бой. Сшибались всадники, из кустов выбегали все новые и новые пехотинцы – плохо, бедно одетые, с пиками, дубинами, просто кольями в руках. Визжал пронзительный женский голос – наверное, кто-то из поварих. А мне было все равно.

Даже если меня убьют – это не изменит того, что уже произошло. Стрела выпущена, стрела достигла цели. Остальное не важно.

Прямо перед окошком кареты крутился, отбиваясь от ударов, некто на черном коне, весь в багрово-красном, с тусклой жестянкой на голове.

«Наверно, Георг Кавустов, – равнодушно подумала я. – Все-таки достал меня…»

Одним из нападавших на него был Порфирий. Их кони терлись друг об друга блестящими боками, будто играясь, будто не догадываясь, чем занимаются их хозяева А хозяева, в свою очередь, не обращали внимания на веселую игру лошадей и исступленно пытались дотянуться друг до друга вспыхивающими на солние клинками. Интересно, кому это удастся первому?

Удалось Порфирию. Георг свалился вниз.

«Теперь его еще и затопчут копытами», – с отстраненной жалостью подумала я.

Порфирию тоже не повезло. Стоило ему выдернуть меч из груди врага, как подбежавший здоровяк в тряпье огрел его по спине палицей.

«Его тоже затопчут?» – задалась я вопросом И тут же с вялым удовлетворением констатировала: «Не затоптали!» – потому что Порфирий уже вскочил на ноги и погрузил красный от крови меч в здоровяка.

Совершив эти действия, Порфирий обернулся в мою сторону и побежал к карете.

«Теперь меня хочет убить?» – с любопытством подумала я.

Но нет – он хотел меня защитить. Потому что толпа не менее чем из пяти головорезов мчалась именно к карете.

Таким образом, направление движения, означившееся в голове Порфирия, совпадало с направлением в головах нападавших, но цели у них были разные. Соответственно и вели они себя по-разному: Порфирий, придавив дверцу спиной, защищался, пятерка, бестолково размахивая кольями, наседала

«Бедные, глупые анты», – посочувствовала я. И было чему – Порфирий уложил их одного за другим И тут же ощутил боль в груди, жестоко разрывающую внутренности. Мы с ним посмотрели его глазами налево – он с удивлением, я с интересом. И увидели Корнея, который, ощеря в рыжей бороде свой беззубый рот, заталкивал все дальше в тело Порфирия длинный кинжал.

Порфирий перестал удивляться и обрадовался Но радость его была обращена не к Корнею, а к Всевышнему. Быстрых слов было не разобрать, но смысл я уловила: несостоявшийся князь и несостоявшийся управитель Сурожа благодарил Бога, что тот, хотя бы ценой смерти, избавил его от грешных помыслов в отношении княгини.

Корней ногой отпихнул от кареты грузное тело Порфирия и рванул дверцу.

– Корней… – укоризненно произнесла я.

И потянулась к пенной корке лживой кавустовской воли, запекшейся панцирем вокруг его мозгов. Делала я это, естественно, застыв до полной неподвижности.