Хронолиты - Роберт Чарльз Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом был идеально чистым. Элеонора Хельвиг увлекалась пробковыми подставочками и кружевными салфеточками. В углу гостиной гудел пылеуловитель. Хозяйка явно стояла рядом с домашней панелью безопасности, и одного прикосновения ее пальца было достаточно, чтобы включить сигнализацию и отправить запись с камеры в местный полицейский участок. Запись, наверное, уже велась. Думаю, она нас не боялась, просто была очень осторожна.
– Я знаю, что вы сейчас переживаете, мистер Уорден, – сказала миссис Хельвиг. – Сама в том же положении. Вы понимаете, что у меня нет желания снова рассказывать о том, как Джефф пропал.
Она защищалась от обвинений, которые еще не прозвучали. Я принял это к сведению. Ее муж был медноголовым – истинно верующим, по словам Уита. Она часто сопровождала его на заседания, но не на все. Поэтому она, скорее всего, лишь повторяла какие-то мысли вслед за ним, но вряд ли сама искренне в них верила. Я надеялся на это.
– А вас удивило бы, миссис Хельвиг, если бы я сказал, что, похоже, ваш сын вместе с друзьями решил совершить хадж?
Она моргнула:
– Меня бы это, разумеется, задело. Употреблять это слово в таком контексте – значит оскорблять мусульманскую веру, не говоря уже множестве искренних молодых людей.
– Искренних молодых людей вроде Джеффа?
– Я уверена в искренности Джеффа, но я не приемлю такого легкомысленного объяснения того, что с ним произошло. Должна признаться, я скептически отношусь к отцам, которые сначала сбегают, а в критический момент пытаются заново открыть для себя собственных детей. Но так уж устроено общество, в котором мы живем, не правда ли? Есть люди, которые думают, что отцовство – это соединение генов, а не священные узы.
Хитч заметил:
– И вы думаете, что при Куане станет лучше?
Она посмотрела на него с вызовом:
– Я считаю, что хуже он уже вряд ли сумеет сделать.
– Вы вообще знаете, что такое хадж, миссис Хельвиг?
– Я уже сказала вам, мне не нравится это слово…
– Но многие его используют. В том числе многие юные идеалисты. Я с такими встречался. Вы правы, мы живем в жестоком мире, и к детям он особенно жесток. Я повидал таких. Видел забитых до смерти детей-хаджистов на обочинах дорог. Детей, миссис Хельвиг, изнасилованных и убитых. Они молоды, они идеалисты, а еще они слишком наивны и не знают, как выживать за пределами Миннеаполиса и его пригородов.
Элеонора Хельвиг побледнела (по-моему, я тоже.) Она спросила Хитча:
– Кто вы такой?
– Друг Кейтлин. Вы когда-нибудь встречались с Кейт, миссис Хельвиг?
– Кажется, она приходила к нам раз или два…
– Уверен, что Джефф – сильный юноша, но как насчет Кейтлин? Как вы думаете, миссис Хельвиг, что с ней будет там?
– Я не…
– Там, на дороге, я имею в виду, среди всех этих бездомных мужиков и солдат. Потому что если эти дети все-таки отправились совершить хадж, им будет безопаснее в машине. Даже Джеффу.
– Джефф сможет позаботиться о себе, – прошептала Элеонора Хельвиг.
– Но вы не хотели бы, чтобы он ловил попутки, не так ли?
– Конечно, нет…
– Где машина вашего мужа, миссис Хельвиг?
– Муж уехал на ней на работу. Еще не вернулся, но…
– А машина Джеффа?
– В гараже.
– А ваша?
Она медлила с ответом достаточно долго, чтобы подтвердить подозрения Хитча:
– В ремонте.
– В какой именно мастерской?
Она не ответила.
– Не хотелось бы, – заметил Хитч, – обсуждать это с полицией.
– В машине ему будет безопаснее. Вы сами это сказали, – прошептала она.
– Уверен, что вы правы.
– Джефф-младший не говорил о… паломничестве, но когда он попросил машину, я, наверное, должна была заподозрить. Его отец сказал, что не стоит рассказывать полиции. Это только превратило бы Джеффа в преступника. А нас – в его пособников. Он вернется, правда. Я знаю, что он вернется.
– Вы могли бы помочь нам… – начал Хитч.
– Вы сами видите, что все перевернулось с ног на голову. Можно ли обвинять детей?
– Дайте нам ваши права и GPS-маячок автомобиля. Мы не станем привлекать полицию.
Она рассеянно потянулась к сумочке, но засомневалась:
– Если вы их найдете, вы не обидите Джеффа?
Мы пообещали, что не обидим.
Хитч переговорил с Моррисом Торрансом, который отследил автомобиль до Эль-Пасо. GPS-навигатор обнаружился в местном пункте переработки; сама машина пропала, наверное, ее продали или обменяли, чтобы спокойно перейти через границу.
– Их цель – Портильо, – сказал Хитч. – Почти наверняка.
– Поэтому мы и отправляемся туда, – сказал я.
Он кивнул:
– Моррис организует перелет. Нам нужно ехать как можно скорее.
Я задумался:
– Так это не просто слухи, да? В смысле, Портильо. Хронолит.
– Нет, – уверенно ответил он, – это не просто слухи. Нам нужно поторопиться.
На подъезде к Портильо нас развернули солдаты, сказав, что в городе и так уже жить невозможно, что американцев тут как бродячих собак, позорище какое. И в подтверждение своих слов махнули рукой, пропуская мимо нас колонну грузовиков Красного Креста.
Хитч не стал спорить, а промчал еще пару миль на юг по разбитому шоссе. Он сказал, что в Портильо есть другой путь, не намного шире козьей тропы, но вполне годный для раздолбанного фургончика, который мы арендовали в аэропорту.
– Проселочная дорога в любом случае безопаснее, – сказал он. – Пока не останавливаешься.
Хитч всегда предпочитал проселочные дороги.
– Почему здесь? – задумчиво спросила Эшли, глядя в окно на пустынный пейзаж Соноры[22]: агавы, желтые клочья травы, изредка обнищавшие ранчо.
Спад, благодарить за который следовало Куана, больно ударил по Мексике – отказом от достижений правительства Гонсалвеза и возвращением к власти почтенной и коррумпированной Partido Revolucionario Institucional[23]. Нищета в сельской глубинке достигла уровня начала тысячелетия. Мехико был одновременно и самым густонаселенным городом на континенте, и самым загрязненным и криминогенным. Портильо, наоборот, был небольшим городком без какого-то стратегического или военного значения, еще одним пыльным поселением, обобранным до нитки и брошенным умирать.