Королевство - Ю Несбе

– Можно войти? – спросил я.

Му замялся, но, похоже, никаких оправданий не подготовил, поэтому открыл дверь шире и отступил в сторону.

– Не разувайся, – разрешил он.

Мы прошли на кухню и уселись за стол, напротив друг друга. На стенах были развешены вставленные в рамки вышивки с цитатами из Библии и крестами. Я посмотрел на полный кофейник, и Му перехватил мой взгляд:

– Кофе будешь?

– Нет, спасибо.

– Если ты ищешь тех, кто сможет вложиться в отель, который твой брат строит, то не утруждай себя. У нас тут с капиталом сейчас жидковато. – Му виновато улыбнулся.

– Я по поводу твоей дочери, – сказал я.

– А в чем дело?

Я посмотрел на лежавший на подоконнике молоток.

– Ей шестнадцать, и она в старшей школе в Ортуне учится, верно?

– Ну да.

На молотке виднелась надпись: «Лучший жестянщик года – 2017».

– Я хочу, чтобы твоя дочь переехала в Нотодден и перевелась в тамошнюю школу, – сказал я.

Му, опешив, уставился на меня:

– С какой стати?

– Там специализация более перспективная.

– Ты чего несешь, Опгард?

– Когда будешь объяснять Наталии, почему решил ее туда отправить, можешь сказать, что там более перспективная специализация.

– Нотодден? Туда два часа ехать.

– Вот именно. И в Нотоддене легко снять жилье.

Морда у него была по-прежнему кирпичом, но уверен – он начал догадываться.

– Что ты так заботишься о Наталии, это очень мило, но ей и в Ортуне неплохо. К тому же ей всего год остался. Нотодден – город покрупнее, а в городах много чего сомнительного происходит.

Я кашлянул:

– По-моему, если она переедет в Нотодден, то от этого выиграют все.

– Все?

Я вздохнул:

– Твоя дочь будет ложиться спать, не думая, придет ли сегодня ночью папаша, чтобы ее трахнуть. А ты сможешь ложиться спать, не мучая собственную дочь, семью и себя самого, и, возможно, когда-нибудь вы будете притворяться, будто ничего не произошло.

Антон Му вытаращился на меня так, что, казалось, глаза вот-вот выскочат из орбит. Физиономия у него покраснела.

– Ты чего несешь, Опгард? Напился, что ли?

– Я про стыд, – сказал я, – про меру стыда в твоей семье. Все знают, и никто ничего не делает, от этого все считают себя отчасти виновными. Считают, что все потеряно и поэтому, если оставить все как есть, уже ничего не потеряешь. Но даже когда все потеряно, кое-что остается. Семья. И вы друг у друга тоже есть.

– Да ты рехнулся! – Он заговорил громче, но голос звучал сдавленно. Му вскочил. – Знаешь что, Опгард, вали отсюда!

Я не двинулся с места:

– Я сейчас могу пойти в комнату твоей дочери, снять с кровати простыню и отдать ее ленсману, а тот передаст ее на анализ, и мы узнаем, твоя ли на ней сперма. И тебе меня не остановить. Вот только это вряд ли поможет, потому что твоя дочь ни за что не станет давать показания против тебя. Своему отцу она будет помогать. Всегда и что бы ни случилось. Поэтому единственный способ положить этому конец… – я на секунду умолк и посмотрел ему в глаза, – потому что мы все хотим положить этому конец, верно?

Он не ответил – лишь молча стоял, нависая надо мной, а взгляд у него был холодным и пустым.

– …Единственный способ положить этому конец – это убить тебя, если, конечно, Наталия не переедет в Нотодден. А если переедет, то на выходные приезжать не будет, и навещать тебе ее нельзя. Ее матери можно, а тебе нет. Ни разу. Когда Наталия приедет домой на Рождество, пригласишь погостить своих родителей или тестя с тещей. – Я погладил клетчатую скатерть. – Вопросы есть?

В окно без устали билась муха.

– И как ты собрался меня убивать?

– Забью до смерти – вот как. Это вполне по… – я щелкнул языком, прямо «Игры разума», – …по-библейски. Верно?

– Ну да. Дерешься ты, как говорят, хорошо.

– Что скажешь, Му? Договорились?

– Смотри, Опгард, – видишь вон те строчки из Библии? – Он показал на вышивку в рамке, и я уставился на причудливые завитушки. Господь мой пастырь: я ни в чем не буду нуждаться.

Что-то чавкнуло, и я закричал от пронзившей мою правую руку боли. Готовясь к новому удару, Му занес над головой подарочный молоток, и едва я успел отдернуть левую руку, как молоток ударил в столешницу. Правая рука так болела, что, когда я вскочил, у меня голова закружилась, но левой я успел наградить его апперкотом. Я попал ему по подбородку, однако из-за стоявшего между нами стола удар вышел слабоватый. Му нацелил молоток мне в голову, и я отскочил, а жестянщик метнулся следом, опрокидывая стулья и оттолкнув стол, так что ножки взвизгнули. Я ушел в сторону, Му на это купился, и я впечатал левый кулак ему в нос. Он что-то прорычал и опять занес молоток. В 2017 году он, может, и был жестянщиком года, а вот теперь промахнулся. Он покачнулся, и я шагнул к нему и левой быстро ударил его три раза по почкам. Му охнул от боли, а я тут же заехал ногой ему по коленке. Что-то захрустело, и я решил, что он обезврежен. Му повалился на серый линолеум и потянулся к моим ногам. Я попытался ухватиться правой рукой за плиту, однако, видать, Му своим молотком что-то мне перебил, потому что рука просто-напросто не поднималась. Я грохнулся на пол, а в следующую секунду на меня взгромоздился Му. Коленями он прижал мне руки, а рукоятку молотка вдавил в горло. Задыхаясь, я разинул рот, но в глазах уже темнело. Му приник ко мне и зашептал мне прямо в ухо:

– Ты кем себя возомнил? Приходишь в мой дом и угрожаешь мне! Я-то знаю, кто ты такой. Ты грязный безбожник с горы.

Он тихонько засмеялся и навалился на меня еще сильнее, выдавливая из моих легких последний воздух. Голова приятно закружилась – так бывает, когда лежишь на заднем сиденье и вот-вот заснешь, рядом сопит твой младший братишка, а ты смотришь в заднее стекло на звезды и слушаешь, как твои родители тихо переговариваются и смеются. И ты поддаешься и тонешь в самом себе. В нос мне просочился запах кофе, курева и слюны.

– Кривоногий, косноязычный содомит, сношатель овец, – прошипел Му.

«Так вот как, – думал я. – Вот так он с ней и разговаривает».

Я напряг живот, чуть выгнул спину, а потом разогнулся и въехал лбом ему в физиономию. И попал – кажется, по носу, как обычно и бывает, но главное, что давление на горло ослабло и воздуха хватило, чтобы накормить мышцы кислородом. Выдернув левую руку из-под его коленки, я врезал ему по уху. Му закачался, я сбросил его с себя и левой добавил ему еще. И снова. И опять.

Когда я выдохся, Му, скрючившись, лежал на полу, а по линолеуму из-под него тек кровавый ручеек, собираясь возле сиденья перевернутого стула.