Город и столп - Гор Видал

Обед им принесли в номер, и Джим пил довоенное бургундское, надеясь напиться, но ему не давала покоя злость. За обедом Пол рассказал о своих лондонских встречах с Амелией, Мария ничуть не удивилась.

— Я всегда боялась, что она однажды превратится в амазонку.

— Только не говори, что это моя вина!

— Ни в коем случае. Не твоя и не ее. Все дело в этой ужасной стране.

— Ужасной? — Джим очнулся, забыв на секунду о жалости к себе. Он никогда еще не слышал, чтобы об этой «земле обетованной» говорили с такой ненавистью.

— Мария — нацистка, — усмехнулся Пол. — Или коммунистка.

— Русские — наши союзники. — Мария говорила не слишком убедительно. — Но я не политик, я просто женщина. А быть женщиной в этой стране не очень-то просто. Я либо встречаю мужчин, которых ранила, либо мне попадаются такие, которые смотрят на женщину как на своего рода обезболивающее, вроде аспирина.

— Тайные геи — паршивые любовники. — усмехнулся Пол. Дифирамбы Марии в адрес Афродиты никогда его не впечатляли.

— Ты абсолютно прав, — Мария решила отнестись к его словам серьезно. — В этой стране все делается для уничтожения полов. Мужчинам внушают, что их желания грязны и не находят отклика. Женщинам говорят, что они богини, а мужчины существуют только для того, чтобы их, женщин, боготворить. Разумеется, на расстоянии.

— Во всем виновата реклама, — сказал Пол. — Так как покупатели в основном женщины, рекламщики им и льстят. Говорят, что у них больше вкуса, чем у мужчин, что они чувствительнее, умнее и даже сильнее физически, потому что живут дольше. А рекламщики, конечно же, сплошные мужчины.

— Ну, тогда с них и спрос, — мрачно сказала Мария. Она сегодня была не похожа на себя.

— А что, европейцы лучше? — спросил Джим.

Мария пожала плечами:

— Там мужчины, по крайней мере, знают, кто они и что они, а это зачатки здравомыслия.

Пол согласился:

— Американцы склонны к экспериментированию, они рассчитывают, что в конечном счете найдут верный путь.

Джим повернулся к Марии.

— Когда закончится война, ты вернешься в Европу?

— Да, навсегда.

— С аргентинцем? — весело спросил Пол.

— Кто знает… — улыбнулась Мария. Еще никогда она не казалась Джиму такой привлекательной. — Я живу в настоящем.

Она посмотрела на Джима. А он, прочтя в ее глазах сочувствие, отвернулся, подумав о предательстве и проклиная его причину.

3

Новая книга Салливана успеха не имела. Он писал статьи для журналов и подумывал, не попытать ли ему счастья в театре. Джиму было с ним легко. Время от времени кто-нибудь из них приводил в дом незнакомца. Но другой воспринимал это без ревности или зависти. С точки зрения Джима, это были идеальные отношения. Вероятно, только та странная связь с Бобом могла сравнится с его нынешней жизнью с Салливаном. Джим время от времени встречался с Марией Верлен, но аргентинца при их встречах никогда не было. Их прежняя близость продолжалась, но теперь он как никогда понимал, что этого недостаточно. Ему была невыносима мысль о том, что она может быть счастлива без него.

Ролсон пригласил Джима и Салливана на новогоднюю вечеринку:

— Будут только единомышленники, узкий кружок.

Оказалось, что это те же самые люди, которых Джим уже видел во время своего первого визита. На Ролсоне был светло-серый пиджак, плотно облегавший его в талии, розовато-лиловая рубашка с великолепной монограммой и цвета морской волны галстук на розовой шее. Он встретил их в дверях, источая запах фиалок.

— Как я рад, что вы пришли, мистер Салливан. Позвольте мне называть вас просто Полом? Пол, здесь куча людей умирают — хотят познакомиться с вами, но и старых друзей вы здесь тоже найдете.

— Я не сомневаюсь.

— Я в буквальном смысле говорю, здесь собрались все, и мне так хотелось, чтоб это был тесный кружок. Прошу вас! — он подтолкнул Салливана к группе интеллектуального вида людей, среди которых был тот самый седовласый профессор. Избавившись от Салливана, Ролли повел Джима по комнате, представляя гостям и одновременно болтая без умолку.

— Сначала Шоу, теперь Салливан, как это вам удается? Или скорее, что в вас такого особенного? — он погладил Джима по ягодицам. Джим в раздражении отстранился.

— Просто так получилось, что я никого, кроме них, не знаю.

— Да, но где вы с ними познакомились?

— В Голливуде. А вы получили награду от Папы? — Ролли нахмурился.

— Церковь погрязла в политике, в буквальном смысле погрязла. Вообще-то я теперь решил — только прошу никому об этом ни слова! — перейти в веданту. Я недавно познакомился с одним чудным свами. Во всяком случае я думаю, что он свами. Он, кстати, сегодня здесь, если только я не забыл… Нет вспомнил! Я видел его у Ванвахтенса и пригласил. Или это был принц? У меня есть чудесный индийский принц! Он вам понравится, настоящая Теда Бара. Он-то здесь, точно я знаю, потому что я поздравил его с великолепным тюрбаном. Но насчет свами я не уверен. У него миллионы долларов в рубинах и алмазах, прямо здесь, в Нью-Йорке. У принца я хочу сказать, не у свами. Вообще-то он ничего особенного, но такие возвышенные мысли. Вы не поверите, он читает Джеральда Харда. А где сейчас Шоу?

— Шоу? Я думаю, в Голливуде. Он демобилизовался, во всяком случае так писали в газетах.

— В газетах?! А вы не общаетесь?

— Нет.

— Жаль, он ведь столько здесь сердец разбил. Добрый вечер, Джек, Джимми, Ален! Как мило, что вы пришли! Я думаю, он потрясающе красив. Шоу, я хочу сказать. У него всегда такой вид… — Ролли огляделся, осматривая гостей. Джим заметил косметику у него на лице.

— Настоящий пидорасник, да? А вот и сам сэр Роджер Бистэн, идеальный гомосексуалист. Прошу извинить меня, — Ролли ринулся через комнату, навстречу маленькому бледному человечку с желтыми волосами.

Джим нашел Салливана с центре группы людей отнюдь не интеллектуального вида. Они пили шампанское и с энтузиазмом говорили об известном европейском короле, взявшем себе нового мальчика, по общему мнению, исключительно красивого и обаятельного, пусть он и начинал свою карьеру попрошайкой на улицах Майами. Джим слушал и уже не удивлялся тому, что люди, в которых он не подозревал ничего такого, были из той же породы. Поначалу он принципиально не желал верить этим историям, но слишком часто они оказывались правдой. Очевидно, мир был вовсе не таким, каким казался. Правдой могло оказаться, что угодно и о ком угодно. Джим потихоньку отошел в сторону. В холле он увидел телефон, приютившийся на бревне. Он вдруг поднял трубку и позвонил Марии. Она оказалась у себя. Ее голос он не слышал на фоне музыки и других голосов.

— Джим? Где ты?

— На одной скучной вечеринке.

— Тогда приезжай ко мне.