Бархатные тени - Андрэ Нортон

Миссис Плезант прошла через комнату к высокому шкафу прекрасной китайской работы, чьи двойные дверцы были инкрустированы перламутром. Достав из кармана связку ключей, она отперла замок. Внутри были два ряда выдвижных ящиков. Из одного она вынула бумажный пакет.

Так же аккуратно закрыв и заперев шкаф, она выложила пакет на стол, поближе к свету лампы. С минуту она внимательно изучала его, потом кивнула, словно отвечая собственным мыслям.

– Не трогайте это, – предупредила она. – Я вернусь очень скоро.

Миссис Плезант вышла столь быстро и бесшумно, что, казалось, растаяла, как персонаж какой-нибудь фантастической истории. Вскоре она вернулась, держа в руке носовой платок. Расстелив его на столе, она высыпала на него содержимое пакета – шафраново-желтый порошок, затем связала уголки льняного квадратика так, что получился узелок.

– Если она откажется вас слушать, у вас будет это. Будьте готовы быстро развязать его… вот так… – Она подцепила платок пальцем, показывая, как развязывается узел. – Потом бросьте порошок ей в лицо!

– Что-о? Что он с ней сделает?

– Если она под влиянием Д'Лиса, как мы подозреваем, она придет в себя, вдохнув порошка. На очень краткое время она превратится словно бы в сомнамбулу. Вы возьмете ее за руку, и она пойдет за вами послушно, как малый ребенок…

– Но что это такое? – Мне претила сама мысль пользоваться столь жутким оружием, даже если от этого зависело будущее Викторины.

– Это измельченная трава, точнее, смесь трав. Действие ее продолжается недолго, и она безвредна, клянусь вам.

Что-то в ее голосе убедило меня. Только сам способ был очень странным, и я надеялась, что мне не придется к нему прибегнуть. Миссис Плезант обернула второй носовой платок поверх первого и быстро сказала:

– Вы должны затемнить себе кожу, а я принесу вам чепец, чтобы довершить ваш маскарад. Распустите волосы, чтобы их можно было туго заплести и убрать под чепец.

Как ни противно мне было, я знала, что это необходимо. Расстегнув корсаж, я позволила ей протереть мое лицо и шею ваткой, смоченной в темной жидкости. Я взглянула в зеркало, пока она туго-натуго заплетала мне волосы, и убедилась, насколько темная кожа изменила мой облик. Я и вправду могла сойти за мулатку.

Приготовленный ею чепец так же скрывал лицо, как и тот, что носила Сабмит. Но из-под него к тому же выбивались жесткие черные кудряшки, и, когда эти кудряшки были уложены на моей нынешней коричневой коже, волосы мои стали соответствовать обличию.

Мой плащ уступил место более поношенному и потрепанному. А вот мое платье сойдет, решила она. Затем в дверь осторожно постучали, и она окинула меня последним изучающим взглядом.

– Экипаж ждет, пора ехать. О, вы забыли! – С этим раздраженным восклицанием она схватила узелок с порошком и сунула мне. – Держите его в рукаве так, чтобы легко можно было достать. Ваш отец был человеком огромного мужества и решимости. Внешне вы на него не похожи, но если вы унаследовали черты его характера, то уповайте на них.

Мы спустились по черной лестнице, прошли через кухню, полную восхитительных запахов, где моя спутница задержалась, чтобы проверить содержимое нескольких кастрюль и перекинуться парой слов по этому поводу с поваром. Я же отступила в тень, и толстяк-повар не обратил на меня никакого внимания.

– С этим делом, – заметила миссис Плезант, когда захлопнула заднюю дверь, и теперь лишь слабый отблеск одинокого фонаря озарял нам дорогу к высокому дощатому забору, – нужно покончить как можно скорее. Чистая удача, что мистер Лэнтин с семьей уехали из города. Если бы они были сейчас здесь, я обязана была бы оставаться в их доме… а они должны скоро вернуться.

Она толкнула доску изгороди, отодвинувшуюся, словно дверь, и я, подхватив юбки, пролезла вслед за ней. С той стороны, на улице, нас ждал экипаж. Он мог быть тем же самым, что доставил меня сюда, но точно я этого не знала. Миссис Плезант не давала кучеру никаких указаний, но он тронул, словно точно знал, куда надо ехать. Мелкая утренняя морось прекратилась, но в воздухе висела тяжелая сырость. В свете редких уличных фонарей в канавах поблескивала вода. Движение на улицах сейчас было более оживленным, и нашей колымаге приходилось вертеться и вилять.

Впереди я увидела отблеск огненно-красного света, и не на уровне земли, а в воздухе. Обогнавший нас экипаж остановился, двое мужчин вышли из него, громко смеясь, и распахнули дверь под этим сигнальным маяком. Теперь я видела, что фонарь сделан в виде багряно-красного петуха. Это, без сомнения, была вывеска.

Но мы не остановились у парадной двери. Напротив, наш экипаж проплюхал до угла квартала и свернул налево, в другую темную аллею, где кучер, наконец, остановился. Миссис Плезант вышла.

– Подбери юбки, девушка! – приказала она мне, словно я и вправду была служанкой. – Нет смысла идти на встречу с мадам Сели с грязным хвостом!

Это было необходимое предупреждение. Мостовая здесь, которую я могла лишь смутно различить, была покрыта смердящей грязью. Я ступала со всей возможной осторожностью, пока не добралась до забора, где моя спутница открыла калитку. Потом мы оказались в маленьком захламленном дворике без выхода. К счастью, задняя его стена сильно прогнила, мы протиснулись в дыру и оказались на вымощенном кирпичом дворе, более пригодном для ходьбы, чем только что покинутая аллея.

– Успокойтесь и держитесь чуть позади меня, – шепотом предупредила миссис Плезант.

Я едва не пропустила дверь в стене дома. К ней со двора вела единственная каменная ступенька. Миссис Плезант уверенно ступила на нее и постучала в дверь несколькими короткими ударами.

Дверь приоткрылась, и мы вошли в тесный коридор, освещенный только свечой, которую держала открывшая нам женщина. Я ее почти не разглядела, заметив лишь, что она была негритянка и носила чепец и передник горничной. Не уловила я и слов, которые прошептала ей миссис Плезант. Женщина повернулась и проводила нас к лестнице, куда выбивалось немного света.

Из передней части дома доносились звуки фисгармонии, смех и болтовня. В воздухе носились запахи крепких духов, винного перегара и пряные испарения сожженных благовоний.

За лестницей открывался второй холл, обитый плотной красной тканью и неярко освещенный газовыми фонарями в виде позолоченных купидонов, вздымающих факелы. Горничная двинулась дальше к передней части дома, отделенной от нас широкой лестницей, из-за стен которой доносилось множество громких голосов.

Она открыла дверь какой-то комнаты и сделала нам знак войти. Так я очутилась в обстановке, какой мое неискушенное воображение не могло даже представить. Здесь поверх красного ковра были набросаны пушистые золотисто-желтые покрывала. Свет проникал сквозь янтарные и топазовые абажуры ламп. Нигде не было ни признака окон – настолько пурпурные бархатные портьеры с золотой бахромой отрезали комнату от внешнего мира… Потолок был расписан фресками, на которых обнаженные золотые богини разбрасывали розы. Но главным образом меня потрясли стены: зеркала тянулись от пола до потолка, дверь, через которую мы вошли, тоже украшало зеркало. Все они были оправлены в золото, а между ними располагались четыре картины, где без всякой сдержанности во вкусах были изображены обнаженные женщины в полный рост. Каждая картина явно была призвана отображать свой тип красоты – одна брюнетка, другая блондинка, третья шатенка, а последняя – рыжая.