Александр Македонский. Убийство в Вавилоне - Грэм Филлипс

Положение усугублялось тем, что вскоре у солдат кончились запасы воды, и они, по словам Курция, начали пить вино и даже масло, от чего жажда только усиливалась. На самом деле на день или два войско, медленно продвигавшееся через пустыню, вообще остановилось просто из-за того, что половина солдат оказались пьяными. В этой ситуации Александр подал всем пример выдержки и силы духа. Когда однажды кто-то из его слуг предложил ему воды, он отказался, заявив, что будет страдать наравне со своими воинами. Когда они наконец достигли Окса, случилась новая беда. Солдаты, истомившиеся от жажды, начали жадно пить воду, их желудки не выдержали, и начались повальные болезни. Из-за этого погибло больше людей, чем в песках во время перехода.

Бесс надеялся помешать Александру переправиться через Оке и приказал сжечь все лодки, которые только можно было найти на берегах реки. Однако Александр вновь проявил чудеса изобретательности. Он приказал сшить кожаные мешки из солдатских палаток, набить их сеном и построить плоты. На это ушло еще пять дней, однако затем войско Александра неожиданно для врага переправилось на северный берег. Понимая, что больше надеяться не на что, остатки персидской армии сложили оружие, а вождь согдиан Спитамен взял власть в свои руки, приказал схватить Бесса и передал его Александру. Участь последнего оказалась еще более печальной, чем та, которой подвергся тремя годами ранее правитель Газы Батис. Бессу сначала отрезали уши и нос, а затем распяли на кресте.

Еще через несколько недель Александр вступил в столицу Согдианы Кирешату, где принял официальную капитуляцию Спитамена и его войска. После этого события Александр Македонский стал бесспорным повелителем всей огромной Персидской державы.

В эти три незабываемых месяца, во время тяжелейших переходов вначале по обледеневшим горным тропам, а потом через жаркую пустыню, самую важную роль в поддержании порядка в многонациональном войске сыграли гипасписты, которыми командовал Селевк. Сейчас, с расстояния в несколько тысячелетий, следует признать, что с военной точки зрения Александр принял очень мудрое решение, превратив своих щитоносцев в безжалостных воинов, подчинявшихся лишь ему и своему командиру. Большинство солдат Александра понятия не имели, зачем они должны терпеть все эти мучения в какой-то забытой всеми богами стране, о которой они никогда прежде и не слыхивали. Они абсолютно ничего не приобретали от очередной победы Александра. Но для гипаспистов было совершенно ясно, что они потеряют все, если попытаются дезертировать из войска. Зато после того как война кончилась, они быстро превратились в источник повышенной опасности для самого царя, хотя Александр, похоже, предпочитал этого не замечать.

После капитуляции Спитамена гипасписты тут же установили в Согдиане режим кровавого террора. Так, в конце июля Александр направил небольшой отряд в один из маленьких городков, чтобы схватить нескольких его жителей, подозревавшихся в заговоре. Вместо того чтобы соблюсти хотя бы видимость каких-то законов, гипасписты взяли город штурмом и перебили всех его безоружных жителей. Еще некоторое время назад Александр сам никогда не допустил бы подобную бессмысленную жестокость, и не столько потому, что для нее не было никакой военной необходимости, сколько потому, что подобное кровопролитие могло возмутить уже умиротворенное местное население. Однако пять лет беспрерывных сражений сильно изменили царя. Он не только не наказал людей, виновных в происшедшем, но даже не сделал попытки выразить сожаление по поводу случившегося вождю согдиан Спитамену. Подобное циничное поведение следует признать однозначно неразумным. Если бы доведенное до отчаяния местное население начало вооруженное выступление против захватчиков, это привело бы к началу длительной и изнурительной войны в горах, которой никто не хотел и от которой никто ничего не выигрывал. Однако гипасписты вели себя так, словно специально провоцировали восстание. В этот краткий мирный месяц, когда для урегулирования мелких конфликтов требовались лишь дипломатические усилия, гипасписты начали беспощадно терроризировать беззащитных жителей Согдианы.

Из всех полководцев Александра только один выразил сомнение в том, что царь поступил разумно, позволив Селевку и его людям вести себя подобным образом в завоеванной стране. Этим полководцем был Клит, командовавший всей македонской кавалерией. Клит знал прежнего Александра, такого, каким он был совсем недавно: воина и военачальника, уважающего мнение своих командиров, открыто поощряющего откровенный обмен мнениями и прислушивающегося к разумным советам. Однако в тот момент, когда Александр затеял реорганизацию своей гвардии, Клит находился в западных областях Персии. Его не было при дворе, когда случился процесс над Филотой и началась последующая чистка армии. Клит, конечно, знал обо всем, но ошибочно полагал, что в душе Александр остается прежним. Но вскоре ему пришлось убедиться в обратном. Когда Клит посоветовал царю распустить гипаспистов или, по крайней мере, ограничить их права и призвать к порядку, Александр впал в ярость и обвинил своего давнего друга в предательстве. Правда, Клиту повезло: за то, что он осмелился усомниться в необходимости существования элитной царской гвардии, его не сняли с поста и не арестовали. И тем не менее никто из ближайшего окружения Александра не рискнул выступить в защиту Клита и его мнения. Еще один полководец, Коен, приходился зятем казненному Филоте и сам лишь недавно чудом избежал обвинения в соучастии в заговоре; Кратер, помощник Клита, обрадовался бы тому, что его нового командира сместили, не меньше, чем известию о казни Филоты. И уж конечно, не мог Клит рассчитывать на поддержку Селевка.

Несомненно, Александру следовало бы прислушаться к совету друга, потому что уже через несколько дней гипасписты совершили еще одно массовое злодеяние. Случилось так, что один из командиров армии Александра женился на дочери знатного согдийского вельможи Спитамена. К негодованию соплеменников юной жены, ее муж продолжал гомосексуальную связь со своим слугой. Эллины не считали подобные отношения чем-то предосудительным, однако для согдийцев подобное рассматривалось как серьезное оскорбление. Согласно их обычаям, не было большой проблемы в том, что мужчина до свадьбы встречался с другими женщинами, но македонянин предпочел продолжать гомосексуальную связь, которая, по мнению местных жителей, означала, что девушка оказалась плохой женой. Даже невзирая на ее высокое положение, ей грозило презрение всего местного общества. Словом, согдийцы схватили македонянина, оскорбившего девушку, и без долгих разговоров повесили. Александр, узнав об этом, в свою очередь, приказал найти участников самосуда и тоже казнить их. Как представляется, на этом дело могло бы и закончиться, если бы не поведение гипаспистов. Гвардейцы устроили массовую резню, перебив ни в чем не повинных людей. В итоге вспыхнуло полномасштабное восстание в Согдиане, возглавил которое сам Спитамен. Теперь, если бы даже самому Александру и захотелось ослабить влияние гипаспистов — время ушло. Их услуги требовались царю как никогда раньше. Этот новый конфликт с местным населением, которого, кстати, можно было с легкостью избежать, оказался на руку Селевку. Ясно же, что, если бы война закончилась, надобность в элитных войсках могла исчезнуть, а варварские преступления, совершенные гипаспистами, послужили к его пользе. Отсюда поневоле напрашивается предположение, уж не сам ли Селевк их спровоцировал для того, чтобы добиться собственных целей?