Ночные услады - Патриция Райс

Эльвина боялась верить тому, что видела в его глазах. Неужели он верит ей и знает, что она ждала его? Эльвина покачала головой, прогоняя надежду.

— У меня не было других мужчин. Кому, как не тебе, знать об этом? Но все это не важно. Я не требую, чтобы ты признал ребенка и дал ему свое имя. Мне нужно только, чтобы он скорее вернулся ко мне.

— А я сказал, что не позволю женщинам одним воспитывать моего ребенка. Будь он наследником или незаконнорожденным, это мой сын и воспитываться будет так, как требует его происхождение. — Филипп говорил тихо, но твердо.

— Его мать шлюха, сэр. Как же, по-твоему, следует растить ребенка, рожденного от шлюхи?

Филипп ударил кулаком по низкому деревянному столу так, что фляга с вином подпрыгнула и красная жидкость расплескалась по столу.

— Его мать упряма как ослица, но шлюхой она будет, только если сама захочет. Но тогда я собственноручно задушу ее, и спорить будет не о чем.

Эльвина не знала, смеяться ей или плакать. Спор шел о ребенке, хотя было неизвестно, жив ли он. Рука ее сама потянулась к вину, поскольку легче забыться, чем найти разумное решение в бессмысленном споре.

Она поднесла кубок к губам, но тут же брезгливо поморщилась. От вина исходил какой-то странный запах. Отшвырнув кубок, Эльвина бросилась к Филиппу и выбила кубок у него из рук.

— Что это с тобой? Я теперь не могу пить вино, если оно тебе не по вкусу? — удивился Филипп.

— Милорд, вы ничего не успели проглотить? — тревожно спросила Эльвина, накрыв ладонью флягу.

— Конечно, нет, если ты не даешь. — Филипп нахмурился. — В чем дело? — встревожился он.

— Есть ли в лагере животное, от которого ты хотел бы избавиться, не причиняя ему лишних страданий? — спросила Эльвина, в ужасе глядя на жидкость, которую Филипп чуть не выпил.

Оценив ситуацию, Филипп позвал караульного. Вошел Джон, и Филипп протянул ему кубок.

— Дай это ослу, у которого нога не заживает. Только не пробуй сам, чтобы тебя не постигла та же участь, что и осла.

Когда уже ночью Джон вернулся в шатер, Филипп спросил:

— Ну и?

— Умер мгновенно, — ответил Джон. Рука его дрожала, когда он поставил кубок на стол.

— Убери эту отраву и принеси эля из войсковой кладовой. Кстати, выясни, кто наполнял флягу и подавал нам еду.

Джон ушел, а Филипп, взглянув на Эльвину, подумал, что она тоже чуть не выпила вино. Страх холодной рукой сжал его сердце. Бросаться в бой навстречу врагу — одно, но когда твой враг невидим, неизвестен — дело совсем другое. В бою испытываешь опьянение, восторг, здесь же только парализующий ужас.

— Похоже, нас обоих хотят прикончить.

— Это Марта. Кажется, я видела ее сегодня у реки, только думала, что обозналась. И яд ее, я узнала его.

Она произнесла это спокойно и тихо, и Филипп подумал о тех долгих месяцах, что провела Эльвина с ведьмой, которая сейчас прислуживала его жене. Филипп не был наделен богатым воображением, но при одной мысли об этом на лбу у него выступил холодный пот.

Он послал своих людей обыскать лес, понимая, впрочем, что это бесполезно. Как только Марта узнает, что ее план провалился, она скроется в лесу, и никто не сможет ее найти.

Поскорее бы закончить со всем этим. Филипп устал от этой игры в кошки-мышки. Он был человеком действия, а тут приходилось сидеть и ждать, пока ему не свернут шею.

— Зачем им причинять вам вред, милорд? — спросила Эльвина. — Если вы умрете, король назначит попечителя для леди и вашего наследника, не так ли?

— Генрих не вор, как бароны. Земли принадлежат моему наследнику, а выдав замуж леди без собственной земли, выгоды он не получит. Очевидно, она добилась своего. Пока я не лезу в ее дела, ей нет дела до того, чем я занимаюсь, но твое присутствие в лагере заставляет ее нервничать. Наша смерть положила бы конец всяким сомнениям в происхождении ребенка.

— Тогда мне лучше исчезнуть, милорд. Она не стала бы покушаться на вашу жизнь, если бы не боялась меня.

Филипп невесело усмехнулся.

— Уж не думаешь ли ты, что Марта оказалась позади меня на коне во время боя с боевым топором? Все не так просто. Что-то здесь не так.

Филипп зашагал по шатру, все больше хмурясь.

Они были бессильны. Эльвина ясно видела это, но наблюдала за Филиппом молча. Он не мог сидеть сложа руки. Он должен был действовать. Филипп разрушал ее жизнь, последовательно и непреложно, и она не могла противостоять ему. Даже сейчас Эльвина не знала, доверяет ли он ей и когда доверие или терпение его иссякнет.

Филипп взглянул на Эльвину.

— Ты могла позволить мне выпить вино и поступила бы весьма мудро. Тебе ведь хочется убить меня в последнее время, не так ли? Я вижу это по твоим глазам. Почему же ты не воспользовалась случаем?

— Может, я и ненавижу тебя, Филипп, но если решу убить тебя, то сделаю это сама, а не с помощью чужих злобных чар. Кроме того, с тобой связана моя надежда вновь увидеть своего ребенка.

— Тогда, пока ребенок не будет найден, в наших интересах оставаться вместе. Станешь ли ты отрицать, что наслаждаешься нашими любовными играми в той же мере, что и я, какими бы глубокими ни были наши разногласия в другом?

Эльвина не могла ему лгать. Под его ладонями ее тело оживало. Да, она каждой клеточкой своей жаждала близости Филиппа. Но она желала не только любовной игры, хотя и всей душой стремилась к ней. Эльвина желала больше того, что осмелилась бы выразить словами, и больше того, что Филипп мог бы дать.

И, понимая это, Эльвина развязала пояс.

— Ты самая красивая женщина из тех, кого я видел. — Филипп приподнял с плеч ее серебристые волосы. — Ты могла бы украсить постель короля, — добавил он, проведя рукой по ее груди, вздымавшейся под тонкой рубашкой. — Даже королева Элеонора не сравнится с тобой в прелести, хотя о ее красоте слагают песни. Я с радостью сознаю, что твоя красота принадлежит только мне. Сними одежду, Эльвина.

Слова Филиппа завораживали, как и его взгляд, и она молча подчинилась. Он никогда еще так не говорил с ней, и она не знала, как отвечать на это.

Рубашка упала на пол. Филипп поднял Эльвину и понес на постель.

Как бы ни были прекрасны ночи, напряженное ожидание беды, исходящей, казалось, отовсюду, не способствовало хорошему настроению в течение дня. Эльвина жила ожиданием известий о ребенке. Филипп развил бурную деятельность, готовясь к разрушению замка, желая поскорее покончить с тем, что поручил ему король, и заняться своими делами. То, что король еще не утвердил окончания переговоров, его не останавливало.

Филипп проверял, как идут приготовления к штурму, и пот стекал по его лицу. Нелегко весь день проводить под солнцем в кожаном панцире с капюшоном. Сторожевая башня замка отбрасывала черную тень на долину. Вдруг из узкой бойницы замка вылетела стрела, едва не задев еще не вполне зажившее плечо Филиппа, но тот даже не заметил опасности.