Невинность - Дин Кунц

Телфорд стер отпечатки пальцев с ножа для меда и, держа его бумажным полотенцем, положил на тарелку хозяина. Две оставшиеся лепешки завернул в порванный пакет, чтобы унести с собой. Они отличались отменным вкусом, и негодяй собирался съесть их на ужин с лимонным мармеладом, а не с медом, которого он терпеть не мог.

От отца Гвинет и от некоторых слуг Телфорд знал, что у девочки социофобия и она живет затворницей на четвертом этаже особняка. Однажды он увидел ее, когда выходил из кабинета отца на втором этаже после совещания. Гвинет тогда было одиннадцать, и она еще не обратилась к готическому стилю. Наклонив голову, прижимая что-то к груди, она пробежала по коридору и исчезла на лестнице, вероятно направляясь к себе на четвертый этаж.

Гибкая и быстрая. «Фея, – подумал он, – сильфида, летающая без крыльев». Никогда он не видел такую невинную и нежную девочку и так страстно, неудержимо возжелал ее, что побежал бы за ней, если бы не присутствие отца и слуг. Будь они в доме вдвоем, догнал бы ее, стащил вниз, разорвал одежду и овладел бы ею, невзирая на последствия.

Хотя Телфорд наслаждался играми с наручниками и легким насилием, он занимался этим только с теми партнершами, которые получали удовольствие от подобного. Никогда не брал женщину силой, хотя такие фантазии частенько посещали его, и согласие дамы являлось основополагающим условием сексуального контакта. Раньше его никогда не привлекали маленькие девочки. Теперь же ему хотелось переступить через оба этих запрета и просто изнасиловать малышку.

Встревоженный силой этого внезапно возникшего желания, он все-таки сдержался и позволил отцу девочки проводить его со второго этажа вниз, до входной двери, ничем не выдав похотливости, которая вдруг охватила его. В последующие два года он часто думал о девочке и в грезах видел ее своей рабыней.

Телфорд уже решил убить отца Гвинет, чтобы скрыть присвоение чужого имущества, когда за месяц до рокового визита с отравленным медом вновь увидел Гвинет. Он ждал хозяина дома в гостиной, когда она, уже тринадцатилетняя, проходила мимо открытой арки и, после короткого колебания, бросила на него взгляд вспугнутого оленя. Ничего не сказала и поспешила прочь.

Несмотря на готический стиль, а может, благодаря ему он захотел Гвинет еще сильнее, чем прежде. Он уже наметил дату, когда собирался накормить отца девушки отравленным медом, и знал, что в рождественские каникулы в доме не будет никого, кроме отца и дочери. А поскольку первый будет лежать мертвым на кухне, сам Райан Телфорд рассчитывал провести очень неплохую ночь на четвертом этаже.

Он понимал, что потом ему придется ее убить, но всегда знал, что способен на убийство, если ставки достаточно высоки, ибо привык добиваться поставленной цели любыми способами.

Поскольку полиция далеко продвинулась в идентификации преступника по ДНК, он намеревался избавиться от тела: увезти подальше от города, вымочить в бензине и сжечь. Но сначала он, конечно, намеревался выбить у нее все зубы и сохранять их у себя, чтобы избежать идентификации трупа по карте дантиста.

В доме, точнее, особняке находился и гараж на четыре автомобиля. Он планировал уложить тело в багажник ее «Мерседеса-S600» и увезти к месту сожжения.

Превратив убитую в почерневшие кости и жирный пепел в какой-нибудь заброшенной каменоломне, расположенной далеко за городом, вернул бы автомобиль в гараж, вошел в дом, поднялся наверх, спустился к парадной двери с каким-то предметом, принадлежащим девочке, открыл дверь и оставил этот предмет на пороге, чтобы не дать двери закрыться. Потом покинул бы дом через боковую дверь. Полиция, проведя расследование, пришла бы к выводу, что невротичная и всего боящаяся девочка, найдя отца мертвым, сбежала из дома. Да, они бы так и не нашли ее… но город большой и опасный, и в нем постоянно пропадали тринадцатилетние девочки, обладающие куда большим житейским опытом, чем Гвинет.

Куратора удивило не столько вспыхнувшее желание, как внезапно открывшаяся страсть к насилию, и он улыбнулся способности быстро и элегантно – причем в мельчайших деталях – спланировать избавление от ее трупа. Он всегда чувствовал, что в нем может жить его второе «я», другой, более уверенный в себе Дж. Райан Телфорд, который ждал, иной раз нетерпеливо, когда ему дадут развернуться.

И теперь, в вечер убийства, Телфорд направился из кухни в примыкающий к ней кабинет управляющего. Нашел ящик стола, разделенный на ячейки, в каждой из которых лежали ключи с бирками: от четырех автомобилей, входной двери, боковой, многочисленных замков в доме.

Он не воспользовался лифтом, чтобы не привлекать внимание Гвинет, поднялся по лестнице на четвертый этаж. Единственная дверь вела в ее апартаменты. Как можно тише он отомкнул замок, вошел в прихожую и закрыл за собой дверь.

Из прихожей Телфорд прошел в гостиную, обставленную антикварной мебелью и как минимум двадцатью огромными красными пуансеттиями[15], чтобы передать дух сезона. Девочка обожала пуансеттии, и отец давал ей все, что могло как-то скрасить ее затворничество.

Куратор нашел Гвинет на диване в нише у окна. Подогнув под себя ноги, в полном готическом наряде, она читала. Панорама города служила фоном.

Едва увидев его, Гвинет поняла: что-то ужасное случилось с отцом и что-то не менее ужасное скоро случится с ней. Она осознала, что никакие крики ее не спасут и ее единственный шанс – заставить его поверить, что она еще более слабая, застенчивая, покорная, чем он себе представлял.

Когда он подходил к ней, она смотрела в книгу, казалось отстраненная от мира и совершенно не понимающая, что означает его появление. Она притворялась, будто читает, но так, чтобы он понял, что это притворство, а на самом деле она боится. Он нажал кнопку на стене, опускающую жалюзи. Сел на диван у ее ног, наблюдая, как девочка притворяется читающей, наслаждаясь ее попыткой скрыть страх.

Через минуту или две он сообщил ей, что ее отец мертв, и подробно описал, что он сделал и последствия приема внутрь большой дозы олеандра. Поскольку он очень хотел увидеть ее горе, Гвинет стремилась не позволить ему насладиться ее слезами. Но самоконтроль подвел, слезы покатились по щекам, хотя она не разрыдалась и не издала ни звука. По изменению голоса Телфорда Гвинет поняла, что ее слезы будоражат его. Не сделала попытки смахнуть их. Они превратились в инструмент манипуляции и обмана Телфорда.

Он еще не прикасался к ней. Из того, что рассказал ее отец, негодяй знал, какую душевную боль вызовет у девочки самое легкое прикосновение, и пока наслаждался ужасом, с которым она ожидала момента, когда его рука коснется ее тела.

Закончив рассказ о случившемся с отцом, он принялся объяснять, что собирается сделать с ней, где будет ее ласкать и как проникать в ее тело. «Когда я закончу с тобой, крошка, ты будешь удивляться, почему простое прикосновение когда-то так оскорбляло тебя. Ты почувствуешь себя вывалянной в грязи до такой степени, что не останется никакой надежды отмыться. Тебе покажется, что тобой попользовался не один мужчина, а целый мир».