Число зверя - Йорг Кастнер

Женщина указала на маленькую дверь.

– Там ванная и туалет. Прошу!

Катерина вошла в помещение и поняла, что женщина сильно преувеличила, назвав его ванной. К тому же в двери не было ключа. Рядом с грязной раковиной висело только неприятно пахнущее полотенце. Катерина решила, что лучше не думать о том, кто мог вытираться им и в каких местах. С трудом подавив отвращение, она сделала все как можно скорее. Вернувшись в кухню, которая, как и ванная, не имела окон, Катерина обнаружила, что кто-то накрыл на стол: перед ней стояли хлеб, сыр, колбаса и молоко.

– Приятного аппетита, дитя мое, – произнесла женщина и указала ей на один из стульев.

Когда Катерина села, женщина стала справа от нее, а мужчина – слева. Они смотрели, как она ест и пьет. Аппетита у нее не было, но желудок был пуст и требовал пищи. Катерина поняла это, только когда увидела перед собой еду. И потому она потянулась к «угощению». Ей не помешает набраться сил. Хлеб был черствым, колбаса немного прогоркла, а сыр, на ее вкус, был слишком жирным, но она ела, понимая, что не может выдвигать никаких требований, пока находится во власти этих людей.

– Ты расспрашиваешь маму о работе? – неожиданно спросила рыжеволосая женщина.

Катерина поставила на стол стакан с молоком и вытерла рот, за неимением салфетки, тыльной стороной ладони.

– Зачем?

– Вопросы здесь задаем мы! – рявкнул мужчина. – Мы тебя спрашиваем, а ты отвечаешь!

Катерина вздрогнула.

Женщина успокаивающе погладила ее по руке.

– Добрый Эццо иногда бывает несколько нетерпелив. Но тебе нечего бояться, пока ты не разозлишь нас. Итак, известно ли тебе, над чем сейчас работает твоя мать?

Катерина кивнула и решила ответить на вопрос, тем более что это не являлось тайной.

– Она редактирует перевод исторического детектива. Что-то о Рембрандте и Амстердаме.

Похитителей ее ответ, похоже, рассердил, так как мужчина проворчал:

– Этого не может быть!

– И тем не менее это правда, клянусь. Мама сейчас очень много работает над рукописью, ведь ее нужно скоро сдавать.

– Возможно, она работает еще над какой-то книгой? – спросила женщина.

– Да, что-то о римских катакомбах. Но она не много за нее получает. Поэтому она работает над ней только по выходным, когда мы навещаем бабушку с дедушкой.

Лицо женщины просветлело.

– Так, значит, твоя мать всегда оставляет рукопись у бабушки с дедушкой, верно?

– Да, естественно. Зачем ей таскать книгу туда-сюда?

– Естественно, – повторила женщина и широко улыбнулась. – Это родители твоего отца или матери?

– Мамины.

– Где они живут?

– Рядом с Виа Остиенсис, недалеко от базилики Сан-Паоло. Но почему вы задаете вопросы мне? Мама, наверное, уже давно вам все рассказала? – У Катерины зародилось смутное подозрение, и ее снова охватил страх. – Или вы наврали мне о маме? Вы ведь говорили, что она тоже здесь!

– Конечно, здесь, – ответила женщина своим официально-увещевательным тоном. – Мы просто хотели получить от тебя подтверждение тому, что она уже нам рассказала. Не волнуйся, с ней ничего не случилось!

– Как зовут эту женщину? – спросила Клаудия Бианки, когда Пьетро Монелли руками в перчатках взял документ, найденный при трупе.

Начальник отдела криминалистики спокойно изучил бумагу, а затем заявил:

– Антония Мерино, место жительства – Трастевере, возраст тридцать девять лет. – Он посмотрел на Клаудию. – Да, не отпраздновать ей следующий день рождения.

– Иногда ты бываешь очень циничен, Пьетро.

Бородатый покачал головой.

– Ты кое-что перепутала, Клаудия. Не я циничен. Люди, которые присваивают себе право лишать жизни других, – вот кто циничен. И в особенности те, кто при этом делает еще кое-что в этом роде! – И он указал на лоб покойницы, изуродованный выжженным числом – 666.

Клаудия тоже смотрела на число дьявола.

– Без этого связь с другими убийствами и предположить было бы трудно – во всяком случае, не на первый взгляд. Похоже, кто-то хотел ткнуть нас носом в то, что такая связь существует.

– Или кто-то просто хочет симулировать эту связь, – возразил Альдо Росси. – Чтобы скрыть совершенно обычное убийство.

Монелли погладил бороду.

– Если это вообще убийство.

– О чем ты говоришь? – изумленно спросила Клаудия.

– Я до сих пор не смог обнаружить признаков физического насилия. Или, если точнее, ничего, что могло бы повлечь за собой смерть синьоры Мерино. Несколько синяков и ушибов, но ничего серьезного.

– Однако она наверняка не почила с миром, если на лбу у нее печать дьявола! – возразил Альдо. Монелли поднял плечи и снова медленно опустил их.

– Я просто излагаю факты. Впрочем, кое-что мне удалось установить. Женщина умерла не здесь. Кто-то перенес сюда ее тело.

– К границе с Ватиканом, обезображенную тавром, – вздохнула Клаудия. – И в чем смысл такого представления?

Пауль Кадрель уже несколько минут стоял возле трупа и рассматривал его.

Клаудия спросила себя, не молится ли он за нее про себя? Или он знал эту женщину, но по каким-то причинам молчал об этом?

Она никак не могла раскусить этого иезуита, который к тому же вовсе не производил впечатления Божьего человека. Не то чтобы она сомневалась в его вере; но он казался ей слишком светским, и не только внешне, из-за одежды, которая ничего не говорила о его принадлежности к монашескому ордену. Его манеры, поведение, весь его вид – ничто не позволяло сделать вывод о том, что он посвятил жизнь Богу.

Он был чрезвычайно привлекательным мужчиной, примерно ее возраста или немного моложе. Клаудия прикинула, что роста он, пожалуй, выше среднего. На теле у него не было ни грамма лишнего жира, и он выглядел почти как атлет. В слегка вьющихся темных волосах не было ни одного седого волоска. Лицо с выразительными чертами казалось суровым и не обладало ни единым намеком на мягкость характера, как, например, лицо Альдо.

Клаудия прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Она сравнивала иезуита с Альдо, боже мой! Что же будет дальше? Может, она начнет размышлять о том, каков Пауль Кадрель в постели? Придется проследить за собой, чтобы не превратиться в разочарованную корову, предающуюся несбыточным мечтам. Она совсем недавно некрасиво закончила роман с Альдо, так что не стоит ей смеяться над мужчиной, давшим Богу обет целомудрия. Во-первых, он моложе ее, а во-вторых – иезуит. Эта ситуация походила на статейки из красочных женских журналов, которые каждую неделю появляются в киосках – с одинаковыми обложками и однотипными крупными заголовками.