Пробудившийся любовник - Дж. Р. Уорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неплохая мысль.
Когда они уже подходили к дому, Фури спросил:
— Можно у тебя кое-что выяснить?
— Валяй. Что?
Фури остановился около бильярдного стола и поднял восьмой шар.
— Когда ты работал в убойном отделе, ты ведь видел родственников пострадавших? Ну, тех, кто потерял жен, мужей… сыновей или дочерей.
Буч кивнул, и Фури продолжил:
— Ты не знаешь, что с ними было потом? В смысле, с родными. Им удалось оклематься?
Буч почесал бровь большим пальцем.
— Насчет них — не знаю.
— Боюсь, ты не понял…
— Но про себя могу сказать, что так и не смог.
— В смысле, мертвецы, на которых ты насмотрелся, преследуют тебя?
Человек покачал головой.
— Ты забыл про сестер. Про сестер и братьев.
— Что?
— Люди теряют мужей и жен, дочерей и сыновей… братьев и сестер. Я потерял сестру, когда мне было двенадцать. Двое парней поймали ее за школьной бейсбольной площадкой, изнасиловали и забили до смерти. Я так и не смог с этим справиться.
— Господи Иисусе…
Фури замолчал, осознав, что они не одни.
В дверях стоял обнаженный по пояс Зетист. Потный с головы до ног, словно пробежал в зале не одну милю.
Стоило Фури увидеть близнеца, как привычное чувство тревоги накрыло его волной.
Брат отрывисто произнес:
— Я хочу, чтобы вы оба прогулялись со мной после захода солнца.
— Куда? — спросил Буч.
— Белла хочет сгонять домой, но я не хочу отпускать ее одну. Мне может понадобиться машина, если она захочет прихватить что-нибудь из барахла, и надо бы осмотреть место, прежде чем мы там появимся. Хорошая новость: в ее подвале есть подземный ход; это на случай, если дела пойдут совсем уж хреново. Я обнаружил его прошлой ночью, когда приходил за вещами.
— Я еду, — сказал Буч.
Взгляд Зетиста скользнул на брата.
— А ты, Фури?
Через секунду тот кивнул:
— И я.
Той же ночью, когда луна уже вовсю сияла с небес, О. со стоном поднялся с земли. Он торчал на опушке уже четыре часа, с самого заката, надеясь, что кто-нибудь наведается в дом… Тщетно. И так — последние два дня. Правда, вчера, перед рассветом, показалось, что внутри двигается какая-то тень. Но что бы это ни было, больше такое не повторялось.
Ему до смерти хотелось использовать Общество для поисков жены. Бросить на выполнение этой задачи всех лессеров… Правда, после этого можно было сразу кончать с собой. Кто-нибудь непременно бы настучал Омеге, что все внимание сосредоточено на непонятной женщине. И начались бы проблемы.
О. посмотрел на часы и чертыхнулся. Кстати, насчет Омеги…
На сегодняшний вечер назначена очередная аудиенция, и закосить ее не удастся.
Он сможет вернуть свою женщину, только если останется в шкуре лессера, так что не следует нарываться, пропустив встречу с начальством.
О. вызвал по телефону трех бет, чтобы присмотрели за домом. Для этого приказа объяснений не требовалось, место было засечено как вампирское логово.
Двадцать минут спустя он услышал приглушенный топот. Головорезы пробирались сквозь заснеженный лес. Трое здоровяков, из новобранцев. Волосы еще были темными, лица же раскраснелись от мороза. Парни рвались в бой, но О. приказал сидеть в засаде и наблюдать, не появится ли кто. А если появится — не атаковать, пока этот «кто» не соберется уходить. Всех велел брать живыми, независимо от пола. Без исключений. О. прикинул, что будь он на месте ее родни, то, прежде чем позволить ей материализоваться рядом с домом, разведал бы обстановку. А если она мертва и родственники приедут за вещами — переловить их в рабочем порядке, чтобы разузнать, где могила.
Забив инструкции в головы бетам, О. отправился к грузовику, спрятанному в сосняке. Выехав на двадцать вторую дорогу, он увидел, что лессеры бросили свой «эксплорер» на обочине, в полумиле от поворота, ведшего к дому.
Дозвонившись до придурков, он посоветовал им напрячь мозги и замаскировать машину получше. Потом порулил к себе в барак. Всю дорогу образ женщины маячил перед глазами. Во всей красе, под душем, с мокрыми волосами и блестящей кожей. Так она была особенно чиста…
Но потом видения стали меняться. Он представил жену обнаженной, лежащей под уродом, укравшим ее. Этот мерзкий вампир трогал ее… целовал… натягивал на себя… И сучке это определенно нравилось. Откидывая голову, она кончала и стонала, как последняя тварь, выпрашивая еще.
Лессер вцепился в руль так, что костяшки пальцев побелели. Он попытался образумиться, но гнев рвался наружу, как сорвавшийся с цепи питбуль.
И тут О. понял, что если жена не умерла, то он убьет ее, едва обнаружит. Стоило только представить ее с братом-похитителем — сносило крышу.
Что полностью развязывало ему руки. Жизнь без нее теряла для него всякий смысл, мысль о самоубийстве становилась все более привлекательной, нужно было только отколоть достойный номер, чтобы Омега призвал его в свою вечность. Все убитые лессеры возвращались к своему хозяину.
Потом он подумал о другом. Представил свою женщину через много лет, с бледной кожей и посветлевшими волосами, с глазами, похожими на облака. Превратившейся в лессера, такого же, как и он. От этой гениальной идеи нога соскользнула с педали газа, и фургон остановился посреди двадцать второй дороги.
Да, только так жена останется с ним навсегда.
Ближе к полуночи Белла натянула на себя потертые джинсы и любимый красный свитер. Потом зашла в ванную и сняла с зеркала полотенца. На нее глядела ее старая знакомая. Голубые глаза, высокие скулы, большой рот, густые волосы.
Девушка задрала край свитера. Живот был как новенький — от имени лессера не осталось и следа. Она погладила кожу в том месте, где раньше были буквы.
— Ты готова? — спросил Зетист.
Белла вновь подняла глаза на свое отражение. Вооруженный до зубов воин в черном стоял рядом, впившись взглядом в обнаженную полоску тела.
— Шрамы зажили. Всего за два дня.
— Что ж. Я рад.
— Мне немного страшно ехать домой.
— Не трусь. Буч и Фури поедут с нами. На них можно положиться.
— Я знаю… — она опустила свитер. — А если я не смогу войти внутрь?
— Тогда приедем завтра. Спешить некуда.
Он подал ей куртку.
— У вас есть дела поважнее, чем нянчиться со мной.
— Дела подождут. Дай руку.
Белла неуверенно протянула ладонь. Пальцы дрожали. В голове мелькнула мысль, что Зет попросит дотронуться до него. Вдруг прикосновение перерастет в объятие?