Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » «Максим» не выходит на связь - Овидий Горчаков

«Максим» не выходит на связь - Овидий Горчаков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 70
Перейти на страницу:

– Сумеем ли? – усомнился комиссар. – На ноги у ребят смотреть страшно.

– Должны суметь. Впереди тринадцать часов темноты. В этой степи с нами взвод немцев разделается в два счета, а послезавтра мы дойдем до Ергеней – там нас голыми руками не возьмут! Максимыч, проверь наличие воды!

День прошел спокойно. Даже не пролетел ни один самолет над мертвой степью.

В поход выступили после ужина, как только в шестом часу вечера отгорел на западе холодный пожар заката. Шли, несмотря на все усилия командира, медленно, растягиваясь в длинную, редкую цепочку.

– Шире шаг! Подтянись!

Командир объявлял частые привалы – сначала через час, потом через каждых полчаса. Многие хромали. Все дышали ртом, глотая морозный воздух, обжигая легкие, и не могли отдышаться.

Солдатов опять шел впереди, насвистывая, привычно ориентируясь по звездам. Те же, что и в Севастополе, бессчетными россыпями студенисто мерцали они в бескрайнем небе калмыцкой степи. Под ногами то скрипел снег, то скрежетала мерзлая земля, то – на редких теперь солончаках – хлюпала соленая слякоть. И всю ночь с невидимых Ергеней, воя по-волчьи, дул в лицо партизанам пронизывающий ветер.

– А командир наш больно крут! – сказал Ваня Клепов. – Ты машину с фрицами подорвал, а он за пистолет хватается…

– Ты командира не трожь, кореш! – прервав свист, ответил Солдатов. – Я за такого в огонь и воду. Ежели хочешь знать, кабы не он, мы бы до сегодняшнего дня не дожили. Эх, не удержался я, не подумал, что они так рано поедут. Я там и кабель связи перерезал – только об этом молчок! Я о том сгоряча не подумал, что они нас по следу накрыть могли. А Леонид Матвеич, он обо всем думает. Нет, Владимир Яковлевич, надо тебе, дорогой товарищ Солдатов, ломать свой беспартийный шебутной характер! Не до шебутиловки тут!

– Да я разве что говорю! Мужик он правильный.

– То-то! И дрозда дал мне правильно.

Ваня помолчал минут пять, потом спросил:

– Градусов двадцать будет?

– Верных.

– Сам-то я из Баку – там не поморозишься.

– На азербайджанца ты мало смахиваешь! – покосился Солдатов на курносого и широколицего Клепова.

– Какой я азербайджанец! Саратовские мы. Село Атаевка Ширококамышинского района, может, слыхал?

– Про Гамбург слыхал, про Филадельфию слыхал. Атаевка? Нет, не слыхал.

И Солдатов, этот «Соловей-разбойник», опять тихо засвистел, а Ване очень хотелось рассказать о себе. Одиноко ему было на свете в эту морозную ночь под необозримыми звездами Вселенной. Рядом этот еще малознакомый парень. Позади цепочка черных теней. Кругом необъятная враждебная степь, и никому, в общем-то, нет дела до Вани Клепова. Вернуться бы в детство, в отцовскую избу, что до десяти лет была ему центром мира, а мать – тем солнцем, вокруг которого вращался этот мир. Как это скверно, что теперь он даже не помнит толком родимое лицо, хорошо помнит только запах ее рук, ее щек, теплого платка на груди, какой-то особый, неповторимый запах, смешавшийся с запахами свежевыпеченного хлеба, парного молока и прошлогодних яблок.

– Лет десять назад, – задумчиво заговорил Ваня, – заболела, понимаешь, мать, а нас много, ртов-то, у нее было. И я меньшой. Вот и забрала меня в Баку сестра. Та м кончил семь классов, потом работал слесарем-автоматчиком. Все собирался, понимаешь, в деревню съездить, да война, в армию призвали. Попал в Кутаиси, в учебную команду, оттуда на передок. Потом разбили нас немцы на какой-то речке, и уж не помню, как долго отступали мы, а нас все самолеты и пушки колошматили. Наконец отвели в запасной, а оттуда я в спецшколу пошел.

– Да, биография знатная, брат ты мой. Прямо скажу – выдающаяся биография! Не пойму только, какого рожна тебя в тыл врага потянуло?

– Да вот, понимаешь, какая штука. На передке вроде я полжизни воевал, уйму патронов в окопах расстрелял, в атаку ходил, бегал под огнем, шел и окопы копал, шел и копал, чуть планету насквозь не прокопал, и ни разу, ну ни одним глазом, немца не видал! Вот я и решил, что с тыла-то его будет сподручнее на прицел взять. Да гляжу – маху дал. Я думал, в тылу у них, да еще в степи, куда ни плюнь, в немца попадешь, а их и тут не видать. Ну, чисто невидимки какие-то.

– Увидишь! – усмехаясь, пообещал Солдатов. – Крупным планом.

Зевая, он достал из кармана пачку папирос, помедлил, оглянулся на цепочку теней позади и, понюхав пачку, с сожалением сунул ее обратно в карман.

– Двадцать, значит? Как бы к утру до тридцати не упало!

– Привал! Командир сигналит. Опять упал кто-то…

Часов в семь утра, когда было еще совсем темно, Степа Киселев и Паша Васильев – они только что сменили дозорных – неожиданно вышли на не обозначенную на карте, хорошо укатанную дорогу, рассекавшую степь с юго-запада на северо-восток. Они подозвали командира, но не успел Черняховский развернуть карту, как Паша Васильев сказал:

– Едут! – И показал рукой по дороге на юго-запад.

Вдали покачивались расплывчатые лучи автомобильных фар.

Черняховский и без карты сообразил уже, что немцы проложили эту дорогу из Элисты к своим позициям вдоль Сарпинских озер. Неприятная неожиданность! Люди вконец выдохлись, надо подбирать место для дневки, а тут такое соседство!

– Пошли, что ли! – нервничая, сказал Киселев, не спуская глаз с командира.

Черняховский не слишком спешил – свет фар на равнине виден ночью за десять километров. Он опустился на колени, припал ухом к земле, снова вслушался в звук моторов и убежденно сказал:

– Танки!

Идти назад? Или вперед? Впереди та же степь – правда, между двумя дорогами. Расстояние между ними – километров двадцать пять – тридцать. Стоит рисковать. Ведь важен каждый шаг, отвоеванный у степи. И каждая капля воды на учете. Собрав всю группу, командир сказал:

– Мы не можем дневать у дороги. Надо отойти хотя бы пяток километров. Знаю, силы на исходе, но это дело жизни или смерти. Форсируем Сал, дойдем до Ергеней – там легче будет!

И снова шла вперед группа, сгибаясь под тяжестью оружия и заплечных мешков. Минут через двадцать, когда позади загрохотали танки – всего в каких-нибудь двух километрах, – мало кто оглянулся на шум, а кое-кто вообще ничего не слышал. Володя Анастасиади снова помогал Нонне. По ее лицу текли, замерзая на щеках, слезы, но она стиснула зубы и молчала. Многие шли парами, поддерживая друг друга.

Для дневки командир подобрал было лощинку, поросшую ковылем, но Паша Васильев несказанно обрадовал Черняховского, сказав ему возбужденно:

– Товарищ командир! Я тут до ветру отошел, гляжу – окопы. Сначала испугался, да вижу – старые!

– Где? Покажи!

Какая удача! В ковыле им пришлось бы пролежать в такой мороз весь день – наверняка были бы обмороженные! Траншея оказалась короткой и мелковатой – кто-то вырыл ее наполовину и бросил, но в ней вполне можно было ползать, двигаться, воевать с морозом.

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 70
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?