Растерзанное сердце - Питер Робинсон

— А это почти все, сэр. Они поймали волну, стали раскручиваться, у них вышел хитовый альбом, и они практически влились в рок-элиту. От них ждут даже большего. Только вчера Роджер Уотерс из «Пинк Флойд» сказал мне в Регби, что, по его мнению, они далеко пойдут.

Чедвик уже начал уставать от манеры Эндерби походя упоминать фамилии знаменитостей, и он задумался, не ошибкой ли было отправлять его опрашивать участников Бримлейского фестиваля, выступавших в эти выходные в Регби. За два дня тот не выяснил ничего интересного и сообщил, что там, в Регби, было всего около трехсот зрителей. К тому же он так и не подстригся.

— А при чем тут этот чертов лорд Джессоп? — спросил Чедвик, чтобы сменить тему.

— Молодой богач, сам отчасти хиппи. Любит музыку, ему нравится, чтобы его ассоциировали с этим миром. Как говорится, ультрасовременный тип. Но обычно он в отъезде, так что разрешает этим ребятам использовать дом и угодья для отдыха и репетиций.

— Вот так, запросто?

— Да, сэр.

Чедвик смотрел в окно на окружающие пейзажи: слева — котловина, где река Свейн петляла меж лесистых берегов; напротив поднимался склон долины, пестревший каменными домишками и зелеными полями; над ними, на полпути к вершине, трава становилась пожухлой, а еще выше тянулись серые обнажения известняка, отмечая начало пустошей, заросших утесником и вереском.

Погода стояла прекрасная, для этого времени года было сравнительно тепло, и в вышине виднелись лишь несколько белых облачков. Однако Чедвик чувствовал себя здесь чужим. Не то чтобы он никогда раньше не бывал в Долинах. Они с Джанет много раз выезжали сюда, когда он купил себе первую машину — трехколесную легковушку «релайант», которая угрожающе покачивалась даже при слабом боковом ветерке. Красота природы не оставляла его равнодушным, но в глубине души он все-таки был городским мальчишкой. Сельская местность быстро переставала его радовать, и он начинал все сильнее скучать по влажным мостовым, шуму, суете, толчее.

Будь его воля, они бы проводили отпуск, исследуя большие незнакомые города, но Джанет предпочитала передвижной домик. Скоро Ивонна перестанет с ними ездить, подумал он, и тогда он, может быть, убедит Джанет расширить кругозор и прокатиться в Париж или Амстердам, если позволят средства. Джанет никогда не была за границей, да и сам Чедвик лишь один раз побывал на континенте — во время войны. Любопытно будет побродить по старым местам. Не по пляжам, полям сражений или кладбищам — они его не интересовали, — а по барам, кафе и домам, где люди распахивали двери и сердца в благодарность за освобождение.

— Приехали, сэр.

Чедвик очнулся от нахлынувших воспоминаний; Эндерби съехал с узкой дороги на траву.

— Это здесь? — удивился он. — С виду не такое уж роскошное место.

За высокой каменной стеной и деревянными воротами проглядывало неприметное строение из известняка с тремя каминными трубами. Дом был длинный и низкий, с весьма немногочисленными окнами — мрачное сооружение.

— Это всего лишь черный ход, — пояснил Эндерби, когда они подошли к воротам. За воротами виднелся вымощенный каменными плитками двор; тропинка привела их к массивной красной двери с большим медным дверным молотком в форме львиной головы. «Вход для коммивояжеров».

Эндерби постучал; они подождали. Гнетущая тишина, подумал Чедвик. Даже птицы не поют. Звуки репетиции рок-группы и те были бы сейчас приятнее. Впрочем, если вдуматься…

Дверь отворилась, и их приветствовал молодой человек лет тридцати в пестрой рубашке и черных расклешенных джинсах. Его каштановые волосы были не такие уж длинные, однако воротник они закрывали.

— Видимо, вы из полиции. — У парня был отчетливый южнолондонский выговор. — Я — Крис Адамс, менеджер группы. Не понимаю, чем мы можем вам помочь, но входите, прошу вас.

Эндерби и Чедвик проследовали за ним в широкий, обшитый деревянными панелями коридор, по обе стороны которого имелось множество дверей. Темное дерево поблескивало, и Чедвик уловил слабый запах лимонного полироля. Из застекленных створчатых дверей в противоположном конце коридора открывался великолепный вид на другую сторону долины — асимметричное лоскутное одеяло, состоящее из полей и каменных стен, а пониже, у подножия склона, текла река. Дверь, как отметил Чедвик, подойдя поближе, вела на террасу с каменной балюстрадой. За дверью стояли стол под зонтиком и шесть кресел.

— Впечатляет, — признал Чедвик.

— Тут неплохо, когда хорошая погода, — ответил Адамс. — А в этой части света, должен вам сказать, такое случается нечасто.

— Вы лондонец?

Адамс усмехнулся:

— Как вы догадались? Нам сюда.

Он провел их вниз по каменным ступенькам, и Чедвик понял, что они вошли в дом на верхнем уровне, а внизу находится целый этаж. Они прошли в дверь, и перед Чедвиком открылось огромное помещение, превращенное в репетиционную студию, полную гитар, барабанов, клавишных инструментов, микрофонов, стоек, усилителей, динамиков и змеящихся толстых электрических кабелей. В данный момент в студии царило благословенное безмолвие, если не считать назойливого жужжания электричества. Еще одна застекленная створчатая дверь, на сей раз открытая, вела в патио, лежащее в тени верхней террасы. Узкая полоска неухоженного газона отделяла патио от бассейна, облицованного гранитом и мрамором. Зачем кому-то в Йоркшире понадобилось устраивать бассейн в собственном дворе, Чедвик не мог взять в толк, но у богатых свои причуды и достаточно средств, чтобы их осуществлять. Вероятно, бассейн здесь с подогревом. Неяркое солнце отражалось на поверхности воды.

В студии находилось четверо молодых людей, они дымили сигаретами, пересмеиваясь и болтая с тремя девушками; один лежал на диване и читал. На столике у стены высилась батарея бутылок: кока-кола, джин, водка, виски, бренди, пиво и вино. Некоторые из присутствующих, похоже, к этой батарее уже наведались. Адамс предложил вновь прибывшим освежиться, но Чедвик отказался. Он не хотел чувствовать себя обязанным людям, которые вполне могли быть — или вскоре стать — подозреваемыми. Все были одеты в повседневную одежду, в основном в джинсы и футболки; на некоторые были вручную нанесены самые дикие и пестрые узоры. Весьма длинные волосы были здесь в порядке вещей и для мужчин, и для женщин, только Адамс казался чуть более консервативным, чем прочие. Сам Чедвик был в темном костюме и галстуке приглушенных тонов.

Оказавшись в Свейнсвью-лодж, Чедвик как будто растерялся и толком не знал, с чего начинать. Адамс представил членов группы (все они вежливо сказали «здрасте») и девушек, которые захихикали и скрылись в одной из соседних комнат.

К счастью, один из музыкантов выступил вперед и произнес:

— Чем мы можем вам помочь, мистер Чедвик? Мы слышали о том, что произошло в Бримли. Это ужасно.

Это сказал Робин Мёрчент, вокалист, бас-гитарист и, видимо, неофициальный лидер группы. Он был высокий и худой, в джинсах и куртке из какой-то синей шелковистой материи с вышитыми знаками зодиака.