Единственная для Сурового - Алиса Франц

Ничего подобного не было? К тому же я уже очень глубоко беременна, – сказала, погладив выступающий живот. – Кто клеится к беременной девушке?

– Беременна и что с того? От этого ты не стала уродливее, – хмуро сказал Суровый. – В общем, если хочешь встречаться с кем-то, пожалуйста. Но только после того, как родишь и исчезнешь с моих радаров.

– Какой ты невыносимый, грубый и холодный мужчина! – не выдержала я. – Я искренне переживала за тебя, когда поняла, что с тобой снова приключилось несчастье! Не могла думать ни о чём другом. Не стоит приплетать сюда Руслана. Он тоже о тебе беспокоится. Не могу сказать, что мне приятен способ, которым он пытается до меня донести сведения о тебе, но между нами ничего нет и быть не может! Я… – едва не призналась, что люблю Сурового, но вовремя замолчала.

Ведь мужчина опять был холоден и неприветлив со мной. Кто знает, может быть, Руслану просто показалось, что я дорога Суровому и занимаю особенное место в его мыслях.

– Я хотела тебя увидеть. Но думаю, что зря приехала. Тебе и наедине с собой неплохо – подозревать всех кругом и злиться без причины, находя в этом особое удовольствие.

– Причина у меня есть, Настя. И нет, ты не права. Мне не просто плохо. Мне хреново, – признался устало Суровый. – К тому же дел полно. Обязательно нужно Заура проведать. Я отвлёкся на стройке, когда мне позвонили и сказали, что он начинает приходить в себя.

– Это хорошая новость! – радостно сказала я. – Но ты никому и ничем не поможешь, если упадёшь…

– Я не упаду.

– Сотрясение головного мозга – это не шутки. Позволь врачам обследовать тебя, пожалуйста.

Суровый молчал.

– Ради ребёнка, – выдохнула я. – Я начинаю переживать за тебя и это отражается на малыше. Я чувствую, как он крутится и переворачивается чаще, чем всегда. Скоро и ты тоже сможешь это ощутить. Если захочешь… – добавила я.

– Если позволишь, – исправил мои слова Суровый и сказал с упрёком. – Недотрога!

– Прекрати! – мои щёки вспыхнули сильным жаром. – Не дразни и не насмехайся надо мной.

– Не дразню, – едва заметно улыбнулся Суровый. – Это всё, что ты хотела? Ну, увидела, что я не мёртвый…

Он разозлил меня ещё больше. Мне захотелось сказать и ему в ответ что-то обидное, но вместо этого я внезапно шагнула к нему, желая поближе, в лицо высказать, как сильно он мучает меня и себя, нас обоих, своим упрямством и тяжёлым характером. Едва я оказалась напротив него, Суровый резким, властным жестом притянул меня к себе за талию и обнял.

Крепко-крепко. Не вырваться.

Суровый не пытался меня поцеловать, лишь обнимал и дышал жадно, как будто до этого момента был лишён кислорода, а теперь не мог надышаться. Я обхватила его плечи рукам и наклонилась, поцеловав тёмную макушку волос, и расплакалась.

– Какой же ты упрямый! Мне с тобой плохо… – сказала я сквозь слёзы.

Лицо Сурового потемнело ещё больше после моих слов, пока я не добавила:

– А без тебя ещё хуже!

– И мне без тебя уже никак, – признался в ответ мужчина, погладив ладонью мой живот. – Без вас.

– Не пропадай так надолго, прошу тебя. Я беспокоюсь и не хочу видеть тебя израненным.

Я провела пальцами по лицу мужчины, оно немного просветлело. Подушечки пальцев кололо грубой щетиной.

Суровый выглядел, как человек, который живёт в перерывах между сигаретой и чашкой кофе.

– Как это произошло? На стройке. – уточнила я. – Это точно несчастный случай?

– Намекаешь на покушение? – удивился Суровый. – Нет, не думаю. Я сунулся на стройку неожиданно даже для себя. Делал всё, что угодно, лишь бы не думать о… лишнем. Никто заранее не знал, что я поеду проверить, как строится здание. Так что вариант с покушением отпадает. Это был несчастный случай. Оборвался трос, на котором поднимали плиты… Меня немного завалило. Но я жив, как видишь.

Мои пальцы сильнее стиснулись на широких мужских плечах, когда я услышала подробности. Я могла потерять этого упрямца и гордеца. Я оттолкнула его, и Суровый решил забыться в делах, работая на износ.

– Ты совершенно перестал беречь себя и ухаживать тоже, – дотронулась до колкой щетины.

– Не нравится? – потёр колючую, тёмную щетину Суровый.

– Ещё ни разу не видела тебя в роли бородача. Я привыкла к другому Суровому. Более опрятному и спокойному…

– Ладно, – кивнул мужчина. – Я согласен проваляться в кровати столько, сколько потребуется по мнению врача. Но если окажется, что нет острой необходимости лежать в больнице, я проведу это время в стенах дома, – и вопросительно посмотрел на меня.

Я покачала головой: зачем он спрашивал меня о таких вещах? Ведь это же его дом, а я в нём лишь гостья. Но Суровому было необходимо услышать моё мнение, я честно ответила:

– Буду рада компании.

Он сжал мои пальцы, накрыв ладонью:

– Я рад, что всё разрешилось. С обвинениями и всем прочим. Тебе было неприятно. Прости за всё, что пришлось пережить. Простишь?

– Уже простила. Ты бы и не мог иначе, да?

Захват пальцев на талии усилился, став более властным и требовательным, в глазах мужчины загорелся огонёк сильного желания. Я едва не разрыдалась вслух: мне хотелось поддаться эмоциям, но теперь я боялась. Что, если мы вообще не можем быть вместе, и нам хорошо только в постели?

– Я буду рядом и даже помогу тебе сбрить вот это, – пообещала я. – Я помню наш последний разговор, Суровый. И… мне нужно время, чтобы разобраться в себе, – вымолвила едва слышно. – Я не хочу давать тебе напрасных надежд. Просто мы можем…

– Я хочу тебя, как женщину. Свою женщину, – сощурился Суровый. – А ты предлагаешь мне ждать, пока ты будешь думать о чём-то?

– Когда мы встретились впервые, я была совсем наивной девчонкой и смотрела на мир через розовые очки. Произошло много всего, много испытаний и слёз. У меня остались раны на сердце, Суровый. И я не могу игнорировать их. Сейчас не могу. Прости…

Суровый провёл рукой по волосам, погрузившись в раздумья.

– Хорошо, – медленно ответил он