Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945 - Роджер Мэнвелл

Но идеализм Хёсса вскоре сошел на нет, разбившись о «ненадежность» окружающих, с которой ему приходилось ежедневно иметь дело. Разочаровавшись в подчиненных, чьей недоброжелательности и коррумпированности он не смог противостоять, Хёсс начал тайком пить. Жена пыталась как-то помочь ему, устраивая в их доме при лагере вечеринки и приемы, но и это не помогло, так как для Хёсса «все человеческие эмоции уже отошли на задний план».

В ноябре 1940 года Хёсс доложил Гиммлеру о своих планах относительно Освенцима, но рейхсфюрер СС не обратил никакого внимания на опасения и тревоги коменданта и проявил какой-то интерес, только когда речь зашла о превращении Освенцима в некое подобие опытной сельскохозяйственной станции со своими лабораториями, теплицами и питомниками. В результате Хёссу была предоставлена возможность «импровизировать» сколько душе угодно во всем, что касалось заключенных и улучшения их снабжения, однако в лагерь Гиммлер наведался только в марте следующего года. В поездке его сопровождало несколько «высокопоставленных чиновников из «И.Г. Фарбен индустрие». Хёсс вспоминает, что инспектор концлагерей Глюкс прибыл в Освенцим заранее и «не уставал предупреждать меня о том, чтобы я не вздумал сообщать рейхсфюреру СС что-либо неприятное». Когда же, не вняв совету, Хёсс попытался привлечь внимание Гиммлера к проблеме перенаселенности лагеря, а также к отсутствию канализации и нормального водоснабжения, Гиммлер ответил только, что лагерь должен быть расширен для приема 100 тысяч заключенных, необходимых «И.Г. Фарбен индустрие» в качестве рабочей силы. В конце концов Хёсс добился только одного: разрешения «импровизировать» дальше.

Таков был человек, которому в июне 1941 года Гиммлер оказал особое доверие, приказав «подготовить в Аушвице оборудование, с помощью которого можно проводить массовое уничтожение узников…». Так по воле рейхсфюрера СС Аушвиц стал крупнейшим центром истребления людей из всех когда-либо существовавших.

В том же разговоре, о котором Хёсс подробно вспоминает в своей автобиографии, Гиммлер объяснил, что выбрал Освенцим «как из-за его крайне удобного расположения относительно дорог, так и потому, что район лагеря можно легко изолировать, а сам лагерь – замаскировать». Рейхсфюрер СС также добавил, что в ближайшее время в Освенцим должен прибыть Эйхман, который и передаст Хёссу секретные инструкции, касающиеся установки необходимого оборудования.

Хёсс оставил пространный и весьма откровенный отчет об их с Эйхманом «импровизациях», приведших к сооружению следующей зимой первых газовых камер, которые испытывались на русских военнопленных. К весне 1942 года организованные убийства должны были стать в Освенциме привычной операцией. «Убийства… в то время не внушали мне особой тревоги, – писал Хёсс. – Должен даже признать, что умерщвление с помощью газа действовало на меня успокоительно». Действительно, Хёссу никогда не нравилось кровопролитие, а Гиммлер уже предупредил его, что поезда с депортированными евреями вот-вот отправятся в путь.

Предполагают, что Гиммлер намеренно выбрал в качестве основного центра геноцида лагерь в Польше, дабы не осквернять германскую землю уничтожением такого количества нечистой плоти28. В Польше находились и такие вспомогательные центры массового уничтожения, как Треблинка, однако именно Освенцим должен был обеспечивать рабочей силой расположенные в этом районе заводы «И.Г. Фарбен» по производству синтетического угля и каучука, в спешном порядке возводившиеся одновременно с приготовлениями к массовым убийствам. Хёсс, однако, был куда больше озабочен своим вкладом в готовящуюся вакханалию смерти, чем отправкой рабов на расположенные за пределами лагеря предприятия, поэтому вместо того, чтобы налаживать взаимодействие с химическими заводами, он нанес визит своему «коллеге» коменданту Треблинки. «В первую очередь он стремился ликвидировать евреев из Варшавского гетто, используя в основном угарный газ. Не думаю, чтобы его методы были достаточно эффективны», – писал Хёсс после войны.

Множество документов – показания бесчисленных свидетелей, бесконечные протоколы допросов и материалы самых тщательных осмотров, проведенных как до, так и во время процессов о военных преступлениях, – позволяют в подробностях восстановить картину массового истребления людей в концентрационных лагерях в годы войны. Именно эти жуткие документы, которые, кроме историков, мало кто читает, позволяют констатировать, что кровавой бойне на самом деле сопутствовала поистине чудовищная неразбериха. Администраторы вроде Эйхмана и Хёсса так и не смогли обуздать взяточников и садистов, на которых им приходилось полагаться в проведении всех работ в лагерях, в отборе и уничтожении жертв, а также в массовой кремации трупов. Старшие офицеры СС, как правило проживавшие в казармах или квартирах для семейных вблизи лагеря, либо вовсе не принимали участия в казнях, либо держались как можно дальше от ада, который они создали и который были обязаны поддерживать. Контроль над пленными все больше переходил в руки капо – закоренелых преступников или пленных-изменников; к концу войны они вели себя даже более жестоко, чем эсэсовцы, чья верность идеям великого рейха с усилением хаоса и близостью поражения нацистов значительно ослабела. Лишь Гиммлер, вознесенный высоко на вершины власти и взиравший сверху вниз на эту бездну страданий, даже в условиях роста трудностей и напряженности продолжал исполнять то, что считал своим долгом.

С сентября 1941 года Эйхман взял на себя всю ответственность за соблюдение планов уничтожения узников. Он готовил для Гейдриха планы и наброски приказов, контролировал транспортировку еврейского населения и организовывал совещания, на которых уточнялись детали массовых казней. Но уже 27 сентября Гейдрих был произведен в обергруппенфюреры СС и назначен имперским протектором Чехословакии вместо слабого и больного фон Нейрата, одним махом приобретя ранг и привилегии министра. Это был высший и последний взлет в карьере Гейдриха. Работая в подчинении у Гиммлера, он был серьезно ограничен в своих возможностях, в Праге же ничто не могло помешать ему купаться в роскоши.

Не вызывает сомнения, что Борман, главный союзник Гейдриха среди ближайшего окружения Гитлера, способствовал этому возвышению куда больше, чем Гиммлер, который, по словам Шелленберга, «не проявлял по этому поводу особенного энтузиазма», но в конце концов решил не чинить препятствий, дабы не раздражать Бормана. С тех пор как в прошлом мае Гесс внезапно вылетел в Шотландию, это было первое столь явное указание на рост влияния Бормана при гитлеровском дворе. Гиммлер, впрочем, по-прежнему пользовался благосклонностью фюрера, в то время как Геринг, не способный ни совладать с собственными слабостями, ни поддержать пошатнувшееся реноме люфтваффе, быстро его терял. Можно даже сказать, что во многих отношениях Гиммлер уже стал самым могущественным после Гитлера человеком в Германии, однако он никогда не выставлял свою власть напоказ. Власть всегда оставалась для него тайной силой.

Отношение Гиммлера к внезапному взлету Гейдриха было двойственным. Его не могло не радовать, что он снабдил фюрера столь выдающимся слугой, да и теплые чувства, которые он питал к Гейдриху, как к образцовому носителю нордического характера, были в значительной мере удовлетворены его успехом. В то же время Гиммлер сожалел о потере ценного помощника и советника, на которого привык полагаться и который теперь вышел из его подчинения. Гейдрих, однако, не собирался отказываться от своих прежних постов; сохранив за собой место главы управления имперской безопасности, он постоянно курсировал между Берлином и Прагой. Данные о количестве телефонных разговоров между канцеляриями Гиммлера в Берлине и Гейдриха в Праге являются еще одним свидетельством того, что рейхсфюрер СС в значительной мере зависел от своего энергичного и решительного офицера. Несомненно, Гиммлер испытывал некоторый страх перед столь быстрым продвижением человека, который, как он, безусловно, понимал, во многих отношениях его превосходил. Тем не менее, а быть может, именно благодаря этому они поддерживали постоянные контакты. Отъезду Гейдриха в Прагу предшествовал к тому же ряд совместных совещаний и консультаций, посвященных в основном ситуации на восточном фронте.