Водоворот страсти - Рене Бернард

После обеда, когда гости перебрались в гостиную.

Гален осторожно подошел к оконной нише, возле которой сидела Хейли.

— Откуда у вас, мисс Морленд, такое довольное выражение? Вы словно кошка, всласть наевшаяся сметаны, — негромко, чтобы не привлекать к ним внимания, спросил он.

— Вы, сами того не подозревая, случайно оказались у меня в руках, — лукаво ответила Хейли.

— Каким образом? — опешил Гален.

— Сейчас мы у всех на виду, и это вынуждает вас вести себя прилично — поддерживать светскую беседу, любезничать. Сейчас ваши магические чары бессильны, мистер Хоук.

— Вы так полагаете? — усмехнулся Гален. Он смотрел на нее, бесстыдно заглядывал за корсаж, как будто мысленно раздевая взглядом, и все его желания явственно отпечатывались на его лице.

Заметив его взгляд, Хейли зарделась от смущения.

— Возмутительно, мистер Хоук! Перестаньте так смотреть на меня! Это могут заметить.

Пожав плечами, он усмехнулся:

— Я просто попробовал свои силы. Было бы крайне невежливо, если бы я не оценил по достоинству вашу красоту.

— Гален! — забыв обо всем, воскликнула Хейли, но тут же опомнилась. — Не будем больше об этом, мистер Хоук.

Она склонила голову, словно размышляя.

— Подобная уклончивость не может не навести на одну мысль. Вы явно что-то скрываете.

— Ничего я не скрываю.

— Да, да, вы всегда так говорите. Тем не менее меня не покидает ощущение, что это неправда.

— Хорошо, мисс Морленд. Итак, спрашивайте меня о чем хотите. Я весь к вашим услугам. Только скорее. Леди Маклеан поглядывает в нашу сторону, а она обещала показать мне альбом с рисунками своего сада. Или вы боитесь?

Хейли заколебалась, в задумчивости поглаживая шелковое платье.

— Даже не знаю, с чего начать.

Она метнула на него взгляд, и он замер от немого восхищения, так был пронзителен взгляд ее сине-зеленых глаз. Гален внутренне подобрался, готовясь к любому ее вопросу. Ему вдруг стало неловко.

«Черт побери, он ведет себя словно влюбленный мальчишка! В конце концов, это всего лишь светская беседа, а не разговор по душам!»

— Начнем с легкого, — улыбнулась она. — Какое ваше любимое стихотворение? Или любимая забавная история из вашего детства? Нет, лучше всего будет рассказ о вашем первом поцелуе.

Гален нахмурился. Говорить с Хейли на какую-нибудь тему было отнюдь не легко. Она пробуждала в нем столько мыслей и чувств, как никакая другая женщина.

— В последнее время мне чаще всего приходит на память двадцать седьмой сонет Шекспира. Он посвящен бессоннице. Признаюсь, сплю я неважно.

— В самом деле? — В ее голосе звучало неподдельное участие. — И сонет помогает?

— Не очень. Хотя его размер и величественный тон вставляют задуматься о смысле страданий. В три часа ночи это даже кстати.

— Обязательно хочу познакомиться с сонетом!

Ее грудной, цепляющий за душу голос, как обычно, производил чудесное завораживающее действие.

— Когда будет угодно, но только не сейчас! Читать стихи здесь в гостиной не совсем удобно. — Он нагнулся и тихо прошептал над ее ухом: — А вас не предупреждали, как опасны стихи для молодых девушек?

Хейли кивнула:

— Конечно, все только и твердят об этом в один голос. Но до сих пор я никак не могу понять, в чем же их опасность, — с хитрой улыбкой прошептала она. — Перед вами невозможно устоять. А если вы еще начнете читать стихи, то вообще будете неотразимы.

В этот миг больше всего ему хотелось поцеловать ее, но он все-таки удержался.

— Данный опыт, мисс Морленд, давайте проделаем как-нибудь в другой раз.

Внезапно подошедшая к ним миссис Шоу едва не застигла их врасплох.

— Не хотите ли вина, мистер Хоук? Почти все джентльмены удалились в библиотеку, чтобы с наслаждением выпить там бокал-другой.

— Я не пью вина, миссис Шоу.

— Ах да, вы как-то упоминали, но я забыла. Иногда я разделяю вашу неприязнь к дружеской компании, — весело прощебетала тетя, усаживаясь на ближайший диван. — Возьмем Рэнда Баскомба — даже шампанское не может скрасить его общество.

— Тетя Элис! — Хейли закатила глаза от притворного негодования. — Нельзя же так!

— Что нельзя? — Не обращая внимания на племянницу, тетя Элис повернулась лицом к Галену. — Мистер Хоук, разве я веду себя предосудительно?

— Ни в коей мере, миссис Шоу, — как ни в чем не бывало отозвался Гален, усаживаясь в кресло возле стола и как бы приглашая Хейли тоже принять участие в беседе. Он решил расспросить компаньонку о Хейли, кое-что выведать, но тетя Элис опередила его.

— Как вам Индия? Где вы были во время восстания?

— Мне не хотелось бы говорить об этом. Индия есть Индия. — Гален мрачно покачал головой. — Одни с удовольствием рассказывают об экзотических красотах этой страны, но я не из их числа. Индия всегда казалась мне чужой, а жизнь и законы там совсем другие. Давайте не будем об этом. Теперь я предпочитаю поездки не дальше Бата или Бристоля.

— А, что вы скажете на то, что многие интересуются, что вы там делали? — спросила тетя Элис.

— Неужели?

Хейли немного отвернулась, и по ее напряженному виду он понял: она что-то от него скрывает.

— Мистер Баскомб был очень настойчив. Трудно понять, почему он проявляет такой откровенный интерес или даже озабоченность…

— Скорее всего причина кроется в характере того, кто задает подобные вопросы, — стараясь говорить как можно непринужденнее, заметил Гален. — Думаю, Баскомб, Как человек, мало путешествовавший, сгорает от желания испытать острые ощущения и заодно придать живость застольной беседе.

Тетя Элис рассмеялась:

— Верно, от одного-двух забавных анекдотов светская беседа лишь выигрывает.

— Точно так же, как и наша! — Галек наклонился вперед, посматривая на нее намекающим взглядом. — Вы производите впечатление живой остроумной дамы, которой не надо пересказывать чужие истории. Я подозреваю, миссис Шоу, что вы легко можете вспомнить одну-две забавные истории из вашей жизни.

— Одну или две! Конечно, могу, вот, например, одна…

Тетя Элис продолжала говорить, но Хейли не слушала ее, хотя делала вид, что слушает. Легкое безоблачное настроение внезапно оставило ее. Она инстинктивно почувствовала, что он одинок и мало кого впускает внутрь своей души. Он напоминал ей раненое животное, прячущееся от чужих глаз, чтобы никто не узнал о его ране и не воспользовался его слабостью. От боли за него слезы навернулись у нее на глаза.

Вдруг ей захотелось приласкать его, как это делает мать, лаская маленького ребенка, чтобы утешить.