Переходники и другие тревожные истории - Дарелл Швайцер

Он вообразил кровавые жертвы, которые древние жрецы некогда приносили своим богам. Грубые каменные стены — некоторые семи футов высотой — бросали непроглядные тени на каменные плиты в главном храмовом дворе. Пластиковые вёдра, прозрачные пакеты и инструменты усеивали пейзаж, придавая этому месту странно нереальный вид, словно недоделанные декорации к фильму. Блейку никогда не надоедало смотреть на прогресс раскопок. Вид менялся каждый день.

Вновь раздался свист, ясно и отчётливо, из-за храма. В том направлении было больше траншей; несколько зданий, кладовая с большим пифосом, который ещё не перенесли, проход Джо Спатакиса

И колодец.

Блейк побежал и, когда он так поступил, раздался другой, столь же отчётливый звук: смех. Когда он приблизился к траншее с колодцем — той самой нашумевшей 19А, то увидел, что оттуда исходит свет, мерцающий отблеск, словно там горел маленький костерок.

Воры и вандалы. Это должно было случиться. Они никогда прежде не доставляли много проблем — почему же начали этой ночью? — но это не могло быть ничем другим. Или могло? В этой траншее кто-то должен был находиться.

Он поискал поблизости какое-нибудь оружие и поднял увесистый булыжник, затем крадучись подобрался к кромке траншеи, удивляясь, что собирается делать с этим булыжником, если возникнет такая необходимость.

Но в траншее никого не оказалось и не было никакого света. Тем не менее, колодец выглядел не так, каким описал его Спатакис: огромная каменная плита, закрывавшая жерло, пропала. Зияла раскрытая пасть колодца. Кто-то убрал камни внутри и, хоть это и невозможно, утащил их вместе с плитой. Нигде не было видно ни одного камешка.

Блейк сполз на пол траншеи в ливне песка и гальки, затем нерешительно тронул кромку колодца, наполовину опасаясь, что тот исчезнет, если коснуться иллюзии рукой. Но колодец оставался реальным, твёрдым и открытым. Он ощутил, как из тьмы внизу тянет слабое дуновение. Оттуда вообще не пахло сыростью, только сухостью и плесенью.

Конечно. Что-то было запечатано там четыре тысячи лет.

Что-то?

Он уронил свой булыжник внутрь. Звука удара о дно не послышалось.

Он снова услышал свист, до его источника было рукой подать. Затем послышались шаги. Заскрипел гравий.

Он взглянул поверх края траншеи. И подумал, не спит ли до сих пор.

Мальчик и девочка прошли мимо в ночи, не заметив его, возрастом около пятнадцати лет, нагие, с тёмно-коричневой кожей и длинными иссиня-чёрными волосами. Их тела переливались в лунном свете. Они не из Сидии — был более, чем уверен Блейк, они вышли с раскопок. Их тела были гибкими и мускулистыми. Они двигались с волнообразной грацией танцоров или акробатов и тихо, словно призраки.

Через мгновение они оба пропали с глаз.

И вновь свистящий звук.

Он осторожно выполз из траншеи и последовал за ними. Они направлялись в оливковую рощу, где Блейк обедал в полдень. Ландшафт представлял собой гобелен из тьмы и света, лунного блеска и тени. При свете луны он видел их. В тени они исчезали, словно их никогда и не было.

Когда он достиг оливковых деревьев, то услышал низкое, звериное пыхтение. Теперь он пошёл медленнее, так тихо, как мог, всматриваясь в темноту под деревьями. Что-то бледное двигалось на тёмном фоне. Блейк подполз ближе, затем остановился, когда различил двух человек на земле, обнажённых, целующихся, в объятиях друг у друга.

Это были не те двое, за которыми он следовал, а Ларри и Дженис.

Случилось то, чего он всегда опасался — обнаружить их вместе, вот так и теперь это оказалось более бесстыдным, чем он когда-либо мог вообразить. Блейк всегда задумывался — что же он сделает, что следует сделать. Взглянуть им в лицо? Подраться с Ларри (который неизбежно победит), как один олень с другим, выясняя, кто получит доступную самку? Блейк попытался сказать сам себе, что он не такой, не животное, что Дженис — личность, сделавшая свой выбор, а не чья-то собственность.

Она выбрала измену ему. Долгое время он притворялся, что не знает. Теперь же…

Блейк отступил, лишь наполовину сознавая, что делает, пытаясь вернуться назад во времени, к точке, в которой этого никогда не происходило, Это был предлог, отговорка и он это понимал. Но надеялся, что, если достаточно постарается, то больше не узнает правды.

Он снова увидел греческих мальчика и девочку, стоящих немного поодаль, с другой стороны рощи. На фоне сумрака олив их было трудно различить, но они несомненно были там, наблюдая с предвкушением, которое показалось ему ужасающим. Он тоже наблюдал. Он не мог отвернуться.

Дженис задыхалась. Она и Ларри занимались любовью, приближаясь к кульминации. Она выкрикивала имя Ларри. Греки просто стояли там, безмолвные, безучастные, их внимание целиком и полностью поглощала сцена перед ними. Ларри тоже оставался безмолвным, устрашённым, пресыщенным.

Внезапно свистящий звук раздался снова, очень громкий, очень близкий. Дженис закричала. Ларри поднял взгляд, вытаращился. Он прикрыл глаза рукой, когда что-то, яростно блеснувшее, словно тысячи магниевых вспышек, сверкнувших одновременно, грянуло через деревья. На миг Блейк подумал, что увидел пылающую золотую птицу из сна. Затем, не более, чем секундным проблеском, скорее выжженным остаточным изображением, чем прямым видом, там встала колоссальная фигура, подобная человеку с крыльями и развевающимися волосами, в ауре вращающегося вокруг него пламени. Огонь утратил форму; крылатый человек исчез; столб пламени был слишком ярок, чтобы смотреть на него. Блейк загородил глаза, но всё равно чувствовал неодолимое желание взглянуть, пусть даже его ослепит и он едва сможет различить, как Дженис и Ларри, будто насекомые, попавшиеся в колонну сверкающего света, корчатся, их тела чернеют, с каждой секундой всё больше ссыхаясь. Потом он действительно ничего больше не увидел. Он закрыл глаза обеими руками и рухнул на землю.

Он не лишился чувств. Возвращаться в сознание не имело смысла. Это больше походило на то, как если бы отрезок времени в его жизни был исправлен. После этого пробела он осознал, что роща темна и тиха, кроме редких криков ночной птицы.

Он неуклюже поднялся на ноги. Греки исчезли. Ларри и Дженис тоже пропали. Не осталось никаких признаков горения — ни пепла, ни запаха дыма.

Блейк обдумал возможность того, что сошёл с ума. Эта мысль была необычайно утешительной; играючи очищала ум, объясняя всё.

Недалеко от того места, где он в последний раз видел Ларри, минойская виноградная давилка, которой они пользовались, как столиком для пикника, заблестела, когда её случайно коснулся лунный свет. Блейк пошатнулся и сел. По крайней мере, громадный камень был реальным и твёрдым. Это тоже утешало.