Падение Константинополя. Гибель Византийской империи под натиском османов - Стивен Рансимен

В субботу 9 июня 1453 года в гавань Кандии на Крите вошли три корабля. На двух из них были критские моряки, последними сложившие оружие в Константинополе. Они привезли с собой вести о том, что город пал одиннадцать дней назад. Весь остров оцепенел от ужаса. «Никогда еще не случалось и никогда не случится ничего страшнее», – записал писец в монастыре Агарафос.

Другие беженцы добрались до венецианских колоний в Халкиде и Модоне; и тамошние правители поспешили сообщить обо всем в Венецию. Посланцы прибыли туда 29 июня. Был поспешно созван сенат, и секретарь зачитал письма правителей перед оторопевшими сенаторами. На следующее утро гонец помчался доставить новость в Рим. 4 июля он остановился в Болонье, чтобы поставить в известность проживавшего там кардинала Виссариона. Четыре дня спустя его принял на аудиенции папа Николай V. Другой гонец поскакал в Неаполь предупредить арагонского короля Альфонсо.

Вскоре уже все западное христианство узнало о том, что великий город в руках неверных. Ужас был тем сильнее, что никто на Западе такого не ожидал. Все знали, что городу грозит опасность, но, погруженные в собственные заботы, не понимали, насколько она была остра. Они слышали о мощных константинопольских укреплениях, об отрядах отважных воинов, отправившихся его спасать, о плывущей на Восток венецианской армаде. Они не замечали того, каким жалким было число защитников Константинополя по сравнению с басурманскими полчищами, что султан получил в свое распоряжение, против которых не устояла бы никакая древняя крепостная стена. И даже венецианцы, несмотря на все свои источники информации и практический опыт, думали, как и папа римский, что оборона вполне сможет продержаться до тех пор, пока не подойдут освободительные силы[96].

На самом же деле венецианские галеры, в оснащении которых участвовал папа, дошли до побережья Хиоса и стояли там на якоре в ожидании попутного ветра, когда прибыли спасшиеся из Перы генуэзские моряки и сказали им, что уже слишком поздно. Венецианский адмирал Лоредан быстро перебросил свой флот по Эгейскому морю в Халкиду, в ожидании, пока из Венеции не поступят новые приказы.

Приказы поступили в середине июля. 4 июля было созвано внеочередное заседание коллегии – особого тайного совета при доже. Накануне прибыл Лодовико Дьедо, капитан галер в Константинополе, и теперь как очевидец рассказывал о несчастье. Правительство решило придерживаться осторожного курса. Губернаторы Крита, Халкиды и Лепанто получили приказы срочно отремонтировать укрепления и сделать запасы провизии на случай возможного нападения турок, а 5 июля к Лоредану отправилось письмо с распоряжением приготовить корабль и доставить ко двору султана посла Бартоломео Марчелло, который все еще находился при нем. Неделю спустя сенат проголосовал за то, чтобы передать Марчелло сумму до 1200 дукатов на подарки для султана и его министров. 17 июля Марчелло получил полные инструкции. Он должен сказать султану, что Венеция не желает отменять договор, заключенный между республикой и султаном Мурадом II. Он должен потребовать освободить галеры, захваченные в Золотом Роге, ибо ни одна из них – он должен это подчеркнуть – не является военным кораблем. Если султан откажется возобновить договор на прежних условиях, посол должен связаться с Венецией, но, если султан проявит дружелюбие, он должен настаивать на возвращении венецианских купцов в Константинополь со всеми привилегиями, которыми они пользовались при византийцах, и позаботиться об освобождении всех пленных венецианцев, находящихся у турок в руках.

Через несколько дней сенат разрешил сыну венецианского байло Минотто отправиться в Константинополь и заняться выкупом своего отца, матери и брата. Мать он еще мог спасти, но остальные уже погибли. Примерно в то же время сенаторы постановили конфисковать деньги и имущество греков, помещенные на венецианские корабли, спасшиеся из бойни, и пустить их на уплату греческих долгов перед венецианцами. Венеции нужно было любым способом возместить потери. Понесенный ею ущерб в Константинополе оценивался в двести тысяч дукатов, а еще сто тысяч потеряли ее критские подданные.

В Генуе царила еще большая паника. Генуэзцы, измученные долгой войной с Альфонсо Арагонским, с французами и миланцами, стремившимся поставить их на колени, были не в состоянии отправить помощь своим левантийским колониям. Их горе усилилось, когда они получили доклад от подесты Перы Анджело Ломеллино, составленный 17 июня. В нем он рассказывал о судьбе своего города. Он описывал, как, когда пал Константинополь, открыл ворота перед Заганос-пашой и как, чтобы умилостивить султана, всеми силами уговаривал горожан не уходить на своих кораблях. Сразу же после этого он отправил двух посланцев, Лучано Спинолу и Балдассаре Маруффо, к султану с сердечными поздравлениями с победой и просьбой подтвердить привилегии, данные Пере византийцами. Мехмед принял их во гневе. Он был недоволен тем, что так много кораблей бежало из Перы, и лишь колко упрекнул ее жителей за их попытки до самого конца усидеть на двух стульях. Второе посольство, отправленное через день или два под руководством Бабилано Паллавичини и Марко де Франки, добилось большего успеха. По приказу Мехмеда Заганос-паша вручил им имперский фирман, по которому было обещано, что их квартал не подвергнется разрушению. Горожанам оставят дома и лавки, виноградники и мельницы, склады и корабли. Их женщин и детей не тронут, а сыновей не будут забирать в янычары. Их церкви останутся открыты, но им нельзя звонить в колокола и строить новых церквей. Турки не будут селиться среди них, за исключением чиновников султана. За ними сохраняется свобода передвижения и торговли во всех владениях султана, по морю и суше, и генуэзские подданные могут беспрепятственно приезжать в Перу. Их освободили от особых налогов и сборов, но каждому человеку отныне полагалось платить подушевую подать. Они могут сохранить свои купеческие обычаи, но в остальном должны соблюдать законы султана. Им надлежит избрать главу или старейшину, который надзирал бы за торговлей и поддерживал связь с турецкими властями.

Таким образом, Пера был понижена до статуса обычного христианского города, который добровольно подчинился мусульманам. Условия могли быть и хуже. В любом случае подеста не мог не согласиться на них. 3 июня султан лично посетил Перу. Он приказал жителям сдать все оружие и потребовал разрушить наземные стены, включая цитадель – башню Святого Креста. Также он посадил там турецкого губернатора. Ломеллино оставил свой пост подесты, но сограждане попросили его остаться их главой вплоть до его возвращения в Геную в следующем сентябре.

Потеря Перы и турецкое господство в проливе поставили под угрозу само существование генуэзских колоний на северном берегу Черного моря, в частности в крымском городе Каффа. Она служила портом для Татарии и Центральной Азии, и, если республика уйдет оттуда, многие генуэзцы, вложившие немалые средства, потребуют себе компенсации, уже непосильные для казны. К счастью для правительства Генуи, совет могущественного финансового дома – банка Святого Георгия – согласился взять на себя управление этими далекими колониями. Директора совета были убеждены, что из них еще можно извлекать прибыль. Однако все меньше и меньше моряков фактически были готовы курсировать по проливу и все меньше и меньше купцов – уплачивать пошлину, которую требовали с них тамошние чиновники султана. В любом случае предоставить колониям адекватную военную помощь было невозможно. За полвека вся генуэзская империя на Черном море сошла на нет, завоеванная турками и их татарскими союзниками.