Приручи меня, если сможешь - Евгения Чащина

— Ты должен мне помочь, у Толика проблемы, у нас денежные проблемы.

— Ничем помочь не могу, я спонсором твоим любовниками не заделывался. Прощай.

Иду за Стасей в кухню, но за спиной слышу ругательство.

— Его могут посадить, он сбил человека, нужно оплатить лечение старику.

— Нехер садиться за руль в алкогольном угаре, это он не первый раз, благодари Бога, что предыдущие жертвы были легко покалечены. Выход знаешь где.

— Ты дерьмовый сын.

— Я знаю, прости, другим не буду.

— Настя, повлияй на своего мужа, надеюсь, ты не просто подстилка в этом доме, а что-то стоящее.

Я дернулся, застыл на пороге кухни, мои глаза налились кровью, а пальцы сжались в кулаки. Я же ее сейчас прикончу за свою женщину.

Стасина ладонь легла на мой сжатый кулак.

— Вы слышали своего сына, — говорит непривычно жестко моя ласковая и спокойная девочка, — он не дойный денежный мешок. И не телёнок, на которого можно повлиять. Он мужчина, которого вы не способны даже адекватно оценить. Спасибо, что воспитали замечательного сына. Теперь вам пора.

— Это не ее заслуга, а отца и бабушки. Эта женщина не знает, что значит любить своего ребенка, увы. Прощай, Розалия.

Теплая ладонь Стаси действует на меня отрезвляюще. Неожиданно оживает радионяня в кармане жены. Илюха взревел так резко, что мы насторожились.

— Сын требует твоего внимания, милая.

Ей не нужно повторять дважды, но прежде, чем убежать, она целует меня в подбородок.

— Значит, не поможешь?

— Значит, нет, — иду вглубь кухни и забираю чашку с кофе, смотрю во двор и пытаюсь подавить раздражение.

Я на дух не переношу женщину, которая дала мне жизнь. И это, похоже, взаимно. Но что имеем. Меня всегда поражала ее черствость и безразличие. Даже сейчас ей было плевать на то, что я стоял перед ней с перебинтованной рукой, что на полгостиной слышен плачь сына. Ее ничего не интересовало. Кроме денег. Бандюгана. Когда-то в очередной ссоре именно это определение слетело с ее губ в мою сторону. Засело это слово в подкорке. И не собирается стираться. Да и не хочу.

— Тогда я буду побираться с протянутой рукой, если заложу квартиру и драгоценности.

— Давно пора пойти работать, как миллионы сограждан. Ты же не работала ни дня.

— Я не создана для тяжелой работы, ты знаешь о моем здоровье.

— Тебя на шахту никто не отсылал. Прости, но у меня нет настроения говорить о том, что не меняется.

— Сына хоть своего покажешь?

— Увы, но нет, он еще не крещеный, мы стараемся не афишировать его перед посторонними.

Вижу, как покраснело лицо матери, как соскочила с дивана, сжала сумочку и поджала губы.

— Да чтобы ты подавился своими деньгами, жмот.

Розалия выскочила из дому, как прокаженная, а я только устало потер глаза. Так всегда. И этому нет ни конца, ни краю. Увы.

— Как мой боец, что не устроило моего парня?

Спрашиваю у мальчишки, который гулит к Стасе и светит своими причандалами. Целую жену, обнимаю, кладу голову ей на плечо и улыбаюсь сыну, который узрев меня, еще активнее агукает.

— Мне кажется, твоего парня не устроило то, что папочку обижают. Дети чувствуют людей, хороших и не очень. Мне жаль, что эта женщина твоя мать. Но хэй, не знала, что у нас так много общего, любовь моя. Ужасные родители? Плавали, знаем.

— Илюха, твоего папашу уже не торкают такие людишки, — подмигиваю сыну и щекочу ему пятку, целую Стасю в щеку и трусь носом, — и тебе советую. Нужно отпускать прошлое, это нелегко, но порой помогает… так говорят психологи.

Смеюсь, потому что ни хрена это не стирается по приказу.

— Ух, сына, какой у нас умный папочка, слушает психологов, — хмыкает Стася, куснув меня за щеку.

Она переодевает сына и берёт на ручки. Поворачиваются ко мне, пацан тянет ручки ко мне тут же.

— Эй, — смеётся Стася. — Я скоро ревновать начну. Сын, предательская мордочка, можно и у мамы на руках пожить.

— Тогда кое-кому стоит задуматься о том, чтобы у нас был ещё один ребенок, — отжимаю Илюху и рассматриваю щекастого бутуза.

Хочу себе сына, такого же красивого и большого. Смотрю на Стасю и даже не могу предположить, что сейчас твориться в ее голове.

— Разговор явно зашёл не туда, — бормочет задумчиво, а затем поднимает взгляд на меня. — Укладывай сына, папаша. А я начну день со сцеживания и бокала вина, пожалуй. Ах да, Илюш, папа жадный и хочет отжать мамину грудь себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я сдвигаю брови, а Стася смотрит на меня.

— Кормление грудью во время беременности провоцирует выкидыш. Ты не знал?

Хмыкает, намекая, что тема поднялась слишком рано, и оставляет нас с сыном наедине.

Мы достаточно долго были тет-а-тет с малым. Я долго рассматривал мальчонку и целовал его пальчики, смиренно принимал его пощипывания и жадно вдыхал аромат материнского молока. Есть в этом что-то слишком ценное и таинственное. Видеть жену с ребенком, пусть не моим родным, счастливой — награда. Помню первые недели после гибели Саги. Они были страшными для всех. Для нее особенно. Я видел, что любила его, неидеального, взрывного, тяжелого. И я ее тогда любил. Нельзя было, но любил. Наблюдал за ними и злился, что у меня нет такой. Теперь есть, не похожая, а именно та, в которую влюбился с первого взгляда.

И теперь, когда жизнь дала мне шанс, хочу не только ее тело, хочу общих детей. И этого кареглазого чертяку люблю безумно. Копия друга, с которым было не страшно ни в огонь, ни в воду.

Малой зевнул, потер глаза, и уснул быстро, стоило мне погладить ему спинку. Любитель массажа, сам приучил его.

— Я не знал, принцесса, прости. С моей стороны эгоистично требовать второго ребенка, когда еще так мало времени прошло после рождения Илюхи.

Целую Стасе ладонь, приседая у ее ног на кухне, где она читает ленту новостей и пьет вино.

— Все нормально, — качает головой задумчиво. — Просто очень рано. Бред, что роды якобы лечат женские болячки. Они сильно косят здоровье. Это чудо, что этот ребёнок меня не разорвал. Ты тоже богатырь, без шансов. Поэтому наберись терпения, ладно? И ещё…