Трое - Валери Перрен

Нина бросает взгляд через плечо, встречает улыбку Марка. Отец Этьена погрузнел и помягчел нравом, он тоже обнимает гостью с явным удовольствием.

Сколько раз Этьен жаловался друзьям на нелюбовь Марка? Нина надеется, что отец и сын поговорили по душам, поняли друг друга, сблизились.

А вот и невыносимо синеглазая Луиза, прекрасная молодая женщина в расцвете лет. Старший брат Поль-Эмиль, его жена Полина, их дети, Луи и Лола, восьми и десяти лет, тоже присутствуют на встрече. Входит маленькая хрупкая блондинка лет сорока, энергично встряхивает руку Нины и представляется:

– Я Мари-Кастий, жена Этьена.

– Добрый вечер.

Мари-Кастий смотрит на Нину с ревностью, как будто чувствует исходящую от нее угрозу. Слишком крепкое рукопожатие и то, как она произнесла слова «жена Этьена», предупреждают: «Он мой!»

«Все как всегда, – думает Нина, – стоит Этьену прикоснуться к женщине, и она превращается в собственницу с параноидальными задатками».

Нина протягивает Мари-Лор коробку шоколадных конфет.

– Тебе не следовало…

– Мне хотелось.

Нина надела купленное накануне платье и чувствует себя ряженой. Мало этого, она – неслыханное дело! – накрасила губы и подвела глаза, о чем от волнения забыла.

– Значит, ты теперь заправляешь приютом?

– Да.

– Меня это не удивляет. Но ты по-прежнему рисуешь? Нет? Как жаль… Я сохранила много портретов Этьена и Луизы твоей работы, обрамила их и повесила в нашей спальне.

Луиза стала хирургом, она работает в Лионе, живет одна, детей не завела.

– Ну а я как был легавым, так им и остался, – говорит Этьен. – Мари-Кастий – комиссар, мой шеф.

Мари-Лор и Марк на пенсии, Поль-Эмиль и Полина, если Нина не ошибается, инженеры и работают в Женеве. Она перестала слушать. Улыбается. Отвечает «да» или «нет» и незаметно изучает Этьена.

Он не выглядит больным. Неужели Валентин все наврал? Нет, не такой он человек.

Парнишка делает селфи, потом несколько снимков и просит улыбнуться.

Нина чувствует, что Этьен посматривает на нее. О чем он думает? Что она тоже изменилась, постарела, у нее появились морщины? Еще бы им не появиться, если она почти все время проводит на улице, выгуливает собак, отлавливает кошек, чистит псарни, держит двери нараспашку, чтобы проветривать помещения, хоронит умерших от старости и болезней питомцев, горюет о том, что не может их пристроить, и радуется, что хоть ненадолго обеспечила им уход, а главное – любовь.

«Все это считывается по моему лицу, – думает Нина, – и по рукам тоже…»

Этьен явно не хочет встречаться с ней взглядом, и Нина чувствует знакомое раздражение. Вспоминает его приставучую заботливость. Их дрязги и склоки: «Делай то, не делай этого», «Прекрати интересничать».

Этьен встает.

– Куда ты, дорогой? – спрашивает Мари-Кастий.

Он отвечает, еле ворочая языком:

– Туда, куда ты не можешь сходить вместо меня.

Этьен подходит к шкафчику, достает бутылку «Grand Marnier» из запасов матери, она использует коньяк, когда готовит блинчики-фламбэ. Его снова тошнит, и боль усилилась. Он поднимается на второй этаж, закрывается в туалетной комнате, садится, спустив брюки. «Черт, как же кружится голова…»

Воспоминания.

Он на пляже в Сен-Рафаэле. Флиртует с девушкой, в которую влюблен. Как ее звали? Камилла. Да, именно так. Кое-кто переиначивал, называл Ромашкой[97]. «Но с такой, как она, не задрыхнешь!» Он не понимает и глупо улыбается, не знает, что ромашковый настой успокаивает нервы и действует как снотворное. Левой рукой он отводит волосы с лица Камиллы, правой гладит ее тело. Кто-то заслоняет ему солнце. Произносит его имя. Он поворачивает голову, открывает один глаз. Это его мать. Этьену хочется убить ее. Зачем она сломала ему кайф? Что ей тут нужно?

– Ну? – агрессивным тоном спрашивает он.

– Произошло кое-что серьезное, нам придется уехать.

Появляется отец. А этот что здесь забыл?! Родители склоняются над ним. Камилла вскакивает. «Не-е-ет, не уходи, нам так хорошо вместе».

Этьен в плавках, ему неловко, не хочется демонстрировать родителям свое возбуждение. О чем они толкуют? Уехать? Куда?

– Умер Пьер Бо.

В гостиной Мари-Лор доливает шампанское в бокал Нины.

– Это последний, я за рулем.

Луи и Лола кричат, обвиняют друг друга в краже фигурки из «Игры Престолов».

– Но ты обязательно поужинаешь с нами, – объявляет Мари-Лор тоном, не терпящим возражений.

«Боже, что бы такое соврать поубедительнее?!»

– Не могу, нужно не позже восьми забрать собаку от ветеринара, так что в другой раз.

– Какую собаку? – вмешивается в разговор Валентин.

«Думай быстрее, сочиняй поубедительнее!» Нина вспоминает о Ромэне и старом Бобе, храпевшем на диване, когда она прошлой ночью смывалась из дома.

– Гриффона по имени Боб, ты его не видел сегодня утром.

– А чем он болен?

– Что-то с сердцем.

«У кого из сидящих вокруг стола в этой гостиной сильнее ноет сердце?» – спрашивает она себя. Время разлучает любящих… Когда-то давно – их тогда было трое – она написала песню.

Дальше она не помнит. И мелодию тоже забыла.

Как-то раз, утром, ее бывший муж сжег все тетради с текстами и альбомы рисунков. Заявил: «Избавляемся от старья!» Нина смотрела, как превращаются в дым ее слова и наброски, но ей не было грустно. Она не воспротивилась, сидела как кукла, с вечной нарисованной на губах улыбкой.

В каждой фразе, произносимой Мари-Кастий, звучит имя Этьена. Как вызов ей, Нине. «Этьен думает, что…», «Этьен хочет…», «Этьен так не любит, чтобы…», «Этьен говорит, что он…», «Этьен спал, когда…».

Он возвращается, садится рядом с женой на диван, и она тут же спрашивает у Валентина, «знает ли папа, что ты ходил туда сегодня утром?».

– Нет, я никому не сказал, – отвечает подросток.

– Что мне следует знать? – интересуется Этьен.

– Валентин был сегодня в приюте. Один.

– Мама, мне четырнадцать! Я не крэком торговал у школы, а смотрел Нинин приют!

– Я в любом случае надеюсь, что Нина не уговорила тебя взять какую-нибудь зверушку? – притворно-участливым тоном спрашивает Мари-Кастий.